Анна Болейн. Страсть короля

Приближение момента, который так долго откладывался, радует меня, как будто он уже настал. Тем не менее он не настанет, покуда две наиболее заинтересованные персоны не сойдутся вместе, чего я желаю больше всего на свете. Ведь что может быть большей радостью, чем находиться в обществе самой любимой женщины и знать, что она по собственному выбору испытывает те же чувства, мысль о чем доставляет мне невыразимое наслаждение.

«Но я не испытываю того же», – подумала Анна.

И это навсегда должно было остаться тайной. Ее цель – корона, вещица из холодного металла, но бесконечно соблазнительная. Анна уже ощутила вкус власти и находила его головокружительным, как любовь. Чего только она не сделает, имея корону на голове! И она будет благодарна Генриху, станет любящей супругой, как ей и положено, лишь только они поженятся. У него не будет причин сомневаться в ней.

Отец должен был вернуться ко двору с ее ответом, а потому Анна спешно сочинила теплое письмо, призывая Генриха не падать духом. Скоро они будут вместе навсегда, заверила она его.

Начались заседания суда легатов. Гонцы носились туда-сюда между дворцом Брайдуэлл и замком Хивер, держа Анну в курсе того, как развиваются события. Ее встревожило сообщение об отказе Екатерины признать компетентность суда для разбора дела: королева заявила, что он не сможет вынести беспристрастное решение. Она даже встала на колени перед Генрихом в зале монастыря Черных Братьев и обратилась к нему с очень эмоциональной речью, умоляя избавить ее от крайностей судебного разбирательства и публично заверяя, что пришла к нему девственницей. После этого королева удалилась, невзирая на призывы глашатая вернуться.

К счастью, слушания продолжились без нее, однако становилось ясно, что длительные сессии суда, на большинстве которых Генрих не присутствовал, доводили его до пределов терпения. Анна была рада слышать, что он вызвал к себе Уолси и изливал на него потоки досады и раздражения в течение четырех часов.

На четвертой неделе июля Генрих срочно потребовал приезда Анны ко двору, так как ожидалось, что в ближайшее время кардинал Кампеджо провозгласит решение суда. В словах Генриха звучала уверенность, он словно не сомневался, что вердикт будет в его пользу.

Анна тут же приказала служанкам собирать вещи и со всей возможной скоростью примчалась в Брайдуэлл, где, сгорая от нетерпения, ее ожидал в своих покоях Генрих.

– Теперь уже недолго, – сказал он, когда они обнялись. – Может быть, даже завтра. И тогда, моя дорогая, мы начнем планировать нашу свадьбу и вашу коронацию. Наконец-то вы будете моей!

Анна не смела предаться надеждам. Очень хотелось пойти вместе с королем в монастырь Черных Братьев и присутствовать при оглашении вердикта, но это было бы неблагоразумно. Поэтому, когда Генрих поцеловал ее на прощание и удалился в сопровождении герцога Саффолка, она осталась в великолепных апартаментах, которые устроил для нее король, пила вино для успокоения нервов и старалась не думать о том, что происходит в монастыре, находившемся в каких-то нескольких ярдах от дворца, за рекой Флит.

Генрих ворвался в покои Анны с грозным лицом. Его трясло от ярости.

– Отозвали в Рим! – прошипел он.

В глубине души Анна боялась именно такого исхода. Малодушный папа никогда не даст королю свободы. Генриха обманули, обвели вокруг пальца! Все это было тщательно спланировано, чтобы обеспечить покладистость короля, пока Климент исполняет волю императора. Если кому-то нужны доказательства разложения Церкви, то вот они!

– Что сказал Кампеджо? – глухим голосом спросила Анна.

– Сказал, что не вынесет поспешного решения и должен обсудить это дело с папой. И еще заявил, что истину тут обнаружить трудно! – сердито выпалил Генрих, не глядя на Анну. – Мое дело правое, я знаю, и он тоже знает. Но теперь оно отложено на неопределенный срок. Говорю вам, Анна, это политическое решение. Не важно, какие теологические аргументы я выстраиваю, они не будут услышаны.

Саффолк, который зашел в комнату следом за Генрихом, был зол не меньше.

– Госпожа Анна, я накричал на этих легатов. Я сказал: «Кардиналы не принесли Англии ничего хорошего!»

Его прекрасное лицо со следами распущенности – столь похожее на лицо короля – превратилось в звериный оскал. Анна знала его как горячего сторонника реформ; он с удовольствием сорвал бы злость на Уолси и Кампеджо. Но его жена, сестра Генриха, любила королеву и наверняка радовалась отсрочке. Это решение не добавляло гармонии семейным отношениям герцога.

Генрих с пораженческим видом сел и заговорил хриплым голосом: