Анна Дэмби

Фельетонистъ. Да. Я самъ былъ актеромъ – и хорошо помню сцену. Мн пришлось пережить ужасный сезонъ, полный и безденежья, и безквартирья, и ссоръ всей труппы между собою, и газетной ругани ради ругани… Ухъ, какъ жутко было! Такъ жутко, что, едва кончился этотъ сезонъ, я не нашелъ въ себ достаточно любви къ сцен, чтобы сохранить мужество къ продолженію театральной каръеры, и ушелъ отъ нея навсегда къ новому роду дятельности. Но вдь ушелъ одинъ я, – потому что мало любилъ, тянуло къ другому. A было насъ въ этой страд сорокъ человкъ: вс молодые, – и не отбросъ какой-нибудь: образованныя женщины, интеллигентные юноши. И вс они до сихъ поръ – кто не умеръ – живутъ театральнымъ трудомъ, хотя случалось, конечно, переживать имъ не одинъ ужасный сезонъ и посл нашего ужаснаго, и большинству было куда уйти отъ неудачной карьеры. Слдовательно, во-первыхъ, не такъ страшенъ чортъ, какъ его малюютъ, а, во-вторыхъ, крута гора, да забывчива. Теперь, миссъ Анна, – если вамъ угодно, послдуйте примру вашего прототипа въ мелодрам «Кинъ»: закройте лицо вуалемъ, потому что я буду говорить о вещахъ щекотливыхъ: о главномъ пугал филистерства противъ сценической богемы – о закулисной безнравственности. Брекекексы разсказываютъ о ней ужасы. Говорить, что за кулисами царятъ монастырскіе нравы, было бы пошло. Но что безнравственность дятелей сцены опять-таки чортъ, рисуемый страшне настоящаго своего вида; что безнравственность эта на три четверти своей боле показная, чмъ дйствительная, – это я осмливаюсь утверждать категорически. Актеры и актрисы – великіе пустословы на легкомысленныя темы, и отъ этого свтъ увренъ, что они и пустодлы, a между тмъ y большинства этихъ пустослововъ умъ и сердце гораздо лучше и чище ихъ языка. «Языкъ болтай, голова не знай», какъ говорятъ татары. Утверждаю также, что наиболе разлагающій нравственную атмосферу кулисъ элементъ – не сами артисты и артистки, но публика. Эти «мышиные жеребчики», которымъ доставляетъ наслажденіе видть въ каждой актрис или уже готовую кокотку, или женщину, готовую пасть, но не падшую лишь потому, что – дура! не понимаетъ своего счастья и ломается. Къ чести русскихъ актрисъ можно смло утверждать, что подобныхъ умныхъ «дуръ» на сцен становится все больше и больше: интеллектуальный уровень русской актрисы поднимается съ года на годъ, a вмст съ нимъ поднимается и защитоспособность ея противъ грязныхъ соблазновъ грязныхъ людишекъ. Что касается своего брата, товарища-актера, то… опять-таки смшно было бы уврять васъ, будто за кулисами живутъ лишь Кины, Сюлливаны, да Геннадіи Несчастливцевы. Скажу больше: Кины наши, къ сожалнію, тмъ и разнятся отъ настоящаго, что – по большей части – изъ двухъ составныхъ частей Кина – генія въ нихъ нтъ, a безпутства – сколько хочешь. Но закулисная грязь иметъ одну хорошую сторону: она липнетъ лишь къ тмъ, кто хочетъ или позволяетъ облпливать себя ею. Что говорить! жертвою закулисныхъ Донъ-Жуановъ погибла не одна чистая двушка, наивно мечтавшая видть въ театр что-то въ род Олимпа, a въ разныхъ Звонскихъ-Лелевыхъ, Гремиславскихъ-Бакенбардовыхъ – полубоговъ… Но, во-первыхъ, зачмъ же быть наивною? Наивность – товаръ, который надо оставить за порогомъ храма искусства, вымнявъ его на голубиное незлобіе пополамъ съ зминою мудростью. На то и щука въ мор, чтобы карась не дремалъ. Во-вторыхъ, неужели въ обычной, не закулисной жизни нахалъ-ловеласъ такая рдкость? неужели мало двушекъ и женщинъ, никогда не мечтавшихъ о сцен, пропадаетъ въ объятіяхъ Frauenj"ager'овъ своего круга? Разница лишь въ томъ, что меньше огласки: актриса – слишкомъ замтный центръ общественнаго вниманія, и пятно на ея репутаціи выдляется черне и рзче пятна на репутаціи всякой другой женщины. Въ-третьихъ, если Богъ дастъ вамъ попасть въ мало-мальски порядочную труппу, помните, что двушка всегда найдетъ въ ея сред не одну охранительницу и не одного охранителя своей нравственной свободы и женской чести – охранителей безкорыстныхъ, безъ заднихъ личныхъ видовъ, – просто по рыцарству и по жалости къ одинокому молодому существу. Геннадій Несчастлицевъ, суфлеръ Нароковъ и пьяный Трагикъ въ «Талантахъ и поклонникахъ» – не миы. Бываютъ, конечно, и лицемрные рыцари-волки въ овечьей шкур, но, право, рже, чмъ можно бы ожидать. Вообще сцена пріучаетъ думать о людяхъ лучше, чмъ раньше ихъ считали: на ней иной разъ хорошіе люди длаютъ внезапныя подлости, но зато не рдкость и внезапный подвигъ чести со стороны человка, всми ославленнаго за подлеца. Въ хорошихъ труппахъ есть корпоративное благородство, не позволяющее нахаламъ изъ своей братіи обижать «малыхъ сихъ». Въ-четвертыхъ, наконецъ, сами закулисные Frauenj"ager'ы можетъ быть, именно, въ сознаніи всего сказаннаго раньше – гораздо чаще упражняютъ свои донъ-жуанскіе вкусы и способности вн кулисъ, чмъ въ своемъ обществ. Вдь y болъшинства изъ нихъ – въ трупп – всегда есть какая-нибудь постоянная, долголтняя привязанность, въ законномъ ли брак, въ сожительств ли maritalement, совмстительство съ которою новаго закулиснаго романа неудобно… да и предъ своими совстно. Нтъ – врьте мн: падаютъ за кулисами, какъ и во всякомъ другомъ кругу, только т двушки, которыя сами захотли упасть или уже такъ глупы, такъ слабохарактерны и запуганно-робки, что сами же, какъ агнцы, ведомые на закланіе, пошли подъ ножъ, даже не дерзая защищаться отъ мужеской наглости, отъ атаки нахрапомъ. Такова ужъ, молъ, видно, моя судьба, такъ тому и быть. Подобные типы – не рдкость, но въ какой сред ихъ нтъ?!. Кулисы ли ихъ губятъ? Гд бы и чмъ бы они ни были, волкъ на ягненка всегда найдется. Были бы ягнята, a волки будутъ. Ergo – не слдуетъ быть ягненкомъ, и я очень радъ, что ваши прекрасные глаза говорятъ мн, что вы не изъ овечьей породы! Главная же опасность для цломудрія актрисы, повторяю, не по ту сторону. рампы, а по сю. Она сидитъ въ первыхъ рядахъ креселъ, воплощенная въ Великатовыхъ (хорошо еще!), Дулебовыхъ, Кикиныхъ, Вожеватовыхъ, во всхъ этихъ господахъ, для которыхъ актриса всегда будетъ заслонена красивою женщиною, a въ женщин – духовная красота, «изъ тонкихъ парфюмовъ сотканная», красотою куска мяса, флакона, содержащаго эти парфюмы. Не водитесь, не панибратствуйте, по возможности – съ публикою, хотя бы это и отозвалось на вашемъ вншнемъ успх. Врьте: отзовется только на вншнемъ. Миъ, созданный антрепренерскимъ усердіемъ предъ провинціальными сильными міра сего, – будто артистка, ужинающая и пьющая шампанское въ компаніи городскихъ тузовъ, выгодна для театра и, обратно, будто нравственная опрятность и щепетильность актрисы вредна ему. Настоящими любимцами всей публики бываютъ только честныя женщины, не торгующія собою ни прямо, ни косвенно: все остальное – труха и мишура! Гд антреприза становится на начала фаворитизма y лысинъ партера, бгите оттуда: хотя бы на репертуар стояли Шекспиръ и Шиллеръ, – вы уже не въ театр, вы уже въ кафешантан. A кафешантанъ, хотя бы въ маск драмы, – смерть и смрадъ. Гробъ повапленный, въ которомъ сгниваетъ талантъ.