Анна и французский поцелуй (ЛП)

Вот только надеюсь, отец не ждёт, что я поступлю в российский или румынский университет. Я мечтаю изучать теорию кино в Калифорнии. Хочу стать величайшей американской женщиной-кинокритиком. Когда-нибудь у меня будут приглашения на все фестивали, главная колонка в газете, классное телешоу и чертовски популярный веб-сайт. Пока что у меня есть только веб-сайт, и то не особо популярный. Пока что.

Мне просто нужно немного больше времени поработать над ним, вот и все.

— Анна, пора.

— Что?

Я отвлекаюсь от сворачивания рубашек в совершенные прямоугольники.

Мама смотрит на меня и вертит на шее амулет в виде черепашки. Мой отец, в прекрасно сочетающихся рубашке-поло персикового цвета и белых туфлях из мягкой кожи, любуется открывающимся видом из окна. Стемнело, но через улицу звучит женская оперетта.

Родители должны вернуться в гостиницу. Оба улетают утренним рейсом.

— Ох!

Мои пальцы чуть сильнее впиваются в рубашку.

Папа отходит от окна, и я с тревогой понимаю, что в его глазах стоят слезы. Я вижу, что мой отец — каким бы он ни был — вот-вот расплачется, и к горлу подкатывает предательский комок.

— Ну, детка. Теперь ты у нас совсем взрослая.

Моё тело точно парализовало, конечности онемели. Папа заключает меня в медвежьи объятия. Мне страшно, он так крепко меня обнимает.

— Береги себя. Прилежно учись и заведи друзей. И не попадись карманникам. Иногда они работают в парах.

Я киваю ему в плечо. Папа отпускает меня и уходит.

Мама ненадолго задерживается.

— Ты проведёшь здесь замечательный год, — говорит она. — Сердцем чувствую.

Я прикусываю губу, чтобы не дать ей задрожать. Мама обнимает меня. Я пытаюсь дышать. Вдох. На счёт три. Выдох. Мамина кожа пахнет грейпфрутовым лосьоном для тела.

— Я позвоню тебе, как только приеду домой.

Домой. Атланта больше не мой дом.

— Я люблю тебя, Анна.

Я плачу.

— Я тоже тебя люблю. Заботься о Шонни вместо меня.

— Конечно.

— И капитане Джеке. Проверяй, чтобы Шон кормил его, менял подстилку и не забывал наливать воду. И пусть не даёт ему слишком много угощений, иначе Джек растолстеет и не сможет выползти из иглу. Но убедись, что он все-таки даёт их каждый день, потому что ему нужен витамин C, и он не притрагивался к воде, когда я использовала те капли…

Она отступает и убирает мой обесцвеченный локон за ухо.

— Я люблю тебя, — повторяет она.

И затем моя мама совершает нечто, что даже после всех документов, авиабилетов и представлений, я и не думала увидеть. То, что должно было произойти, по крайней мере, через год, с поступлением в колледж. Да, я стремилась к независимости много дней, месяцев и даже лет, но когда мне её предоставляют, я оказываюсь не готова.

Моя мать уезжает. Я остаюсь одна.

Сноска

1. Существует стереотип, что французы терпеть не могут, когда на улицах ходят в кроссовках.

Глава 2.

Я чувствую, как она накатывает, но ничего не могу поделать.

БОЛЬ.

Они бросили меня. Мои родители и в самом деле бросили меня! ВО ФРАНЦИИ!

Тем временем Париж по-странному тих. Даже оперная певица ушла на ночь. Я не могу расклеиться. Здесь стены тоньше бумаги, поэтому если я сломаюсь, мои соседи — мои новые одноклассники — всё услышат. Кажется, мне плохо. Меня вот-вот вырвет той съеденной на обед странной тапенадой¹ с баклажаном, все всё услышат, и никто не пригласит меня посмотреть, как пантомимы выбираются из своих невидимых ящиков или чем здесь ещё занимаются в свободное время.

Мчусь к умывальнику, но напор оказывается слишком сильным, и вода попадает на рубашку. Теперь я плачу сильнее, потому что я ещё не распаковала полотенца, а мокрая одежда напоминает о Бриджет и Мэтте, дебильных любителях водных горок, которые вечно тащили меня в аквапарк, где у воды не тот цвет и запах краски. А ещё в ней миллиард триллионов бактериальных микробов. О боже. Что, если в этой воде тоже бактериальные микробы? Французскую воду безопасно пить?

Жалкая. Какая я жалкая.

Сколько семнадцатилеток убило бы ради шанса уехать из дома? Мои соседи не испытывают никаких терзаний. Из их спален не слышно рыданий. Я хватаю рубашку с кровати, чтобы переодеться, и теряю силу воли. Моя подушка. Падаю лицом в этот звуковой барьер и плачу, плачу, плачу…

Кто-то стучит в мою дверь.

Нет. Конечно, не в мою.

Снова!

— Эй?! — кричит девочка из коридора. — Эй?! С тобой все в порядке?

Нет, со мной не все в порядке. УЙДИ. Но она вновь подаёт голос, и мне приходиться сползать с кровати и открывать дверь. За дверью стоит блондинка с длинными густыми локонами. Высокая и полненькая, но не толстая. Как крепкосложенная волейболистка. В свете прихожей её пирсинг в носу переливается точно бриллиант.

— С тобой все в порядке? — нежно спрашивает она. — Я Мередит, твоя соседка. Это твои родители только что ушли?

Мои опухшие глаза означают утвердительный ответ.

— Я тоже плакала в первую ночь. — Она наклоняет голову, думает секунду и кивает. — Пойдём. Шокола шо.

— Шоколадное шоу?

С чего бы мне захотелось посмотреть на шоколадное шоу? Мама оставила меня, я боюсь выйти из комнаты и…

— Нет. — Она улыбается. — Шо. Горячий. Я могу приготовить в своей комнате горячий шоколад.

О!