Анна Иоанновна

Когда кабинет-министры возвратились к Бирону, где находились Миних и Левенвольде, и передали ответ Остермана о назначении правительницей принцессы Анны Леопольдовны, при которой быть совету из нескольких персон, в том числе и Бирона, последний в раздражении воскликнул: «Какой тут совет? Сколько голов, столько разных мнений будет!» После этого Бестужев отважился озвучить мысль, впервые высказанную Черкасским в карете: «Кроме вашей светлости, некому быть регентом». Предложение вызвало страх, ибо все понимали, что оно незаконно, что они подвергают себя немалой опасности. Бестужев, опомнившись, решил смягчить предложение словами: «Разумеется, в других государствах странно покажется, что обошли отца и мать императора», но тут вступил в разговор Бирон, сообщивший присутствовавшим придуманную им ложь: «Я предложил ей (императрице. — Н. П.) объявить наследницей племянницу свою, принцессу Анну, но она на представление мое не согласилась, говорит, что не только наследницею племянницу свою не объявит и слышать о том не хочет, а изволит наследником определить внука своего, которому при крещении его оное обещать изволила».

Присутствовавшие соревновались в подобострастном изъявлении нежных чувств к фавориту. «Когда герцог, — сообщает Миних-младший, — от всех вышепомянутых лиц выманил желанное приветствие, то ответствовал, что учиненное предложение могло бы чрезмерно удивлять его, если б он не почитал искреннейшую любовь и дружбу их». В то же время он, продолжая лицемерить, пустился в рассуждение, что подобных им патриотов мало найдется в публике, которые бы приветствовали чужестранца в роли регента, но он осведомлен о «гнуснейшей клевете» на него завистников, советовавших ему «возвратиться в Курляндию и жить там в тишине и спокойствии… Впрочем, — продолжал Бирон, — если что-нибудь может преклонить меня к восприятию тяжкого бремени, вами предлагаемого, то единственно чувство глубочайшей благодарности к благодеяниям, излиянным на меня императрицей, и пламенное усердие мое к благоденствию к славе России». Претендент на регентство счел, что желания узкого круга лиц недостаточно, чтобы он согласился принять бремя регентства, необходима поддержка «первейших государственных чинов». Кроме того, надобно было добиться одобрения затем двух Анн: принцессы Анны Леопольдовны и императрицы Анны Иоанновны[316].

Когда Бирон обнаружил единодушное одобрение своего плана со стороны узкого круга присутствовавших (на нем кроме трех кабинет-министров присутствовали генерал Ушаков, адмирал Головин, обер-шталмейстер Куракин, генерал-прокурор Сената Трубецкой, генерал-поручик Салтыков и гофмаршал Шепелев), он приветствовал решение о созыве расширенного собрания вельмож численностью в 40–50 человек, которые своей подписью должны подкрепить просьбу назначить его регентом.

Созыв вельмож взял на себя Бестужев, причем на совещание, состоявшееся на следующий день, были приглашены не все сенаторы, генералитет и придворные, а только те из них, кто не станет перечить намерениям Бирона, поддержанного узким кругом лиц.

Остерман решил, что медлить с определением своего отношения к регентству Бирона опасно, и заявил о своей безоговорочной поддержке его. Было решено обратиться к императрице с просьбой, чтобы она удовлетворила горячее желание участников совещания назначить регентом Бирона.

Оказалось, легче всего было получить согласие Анны Леопольдовны. Она не противилась действиям Бирона, заявив: «Покоряюсь совершенно воле императрицы, моей благодетельницы, и беспрекословно буду повиноваться всему, что благоугодно будет ей постановить».

Вопреки ожиданиям Бирона и его клевретов, императрица, к которой они явились с манифестом, заупрямилась и отказалась подписать его, руководствуясь следующими соображениями: во-первых, она не могла смириться с тем, что смертельно больна, и была уверена в своем скором выздоровлении; во-вторых, она не желала ни с кем делиться царскими почестями — при назначении преемником Иоанна Антоновича многие вельможи, привыкшие гнуть спину, станут угождать его родителям. Неподписанный манифест императрица, по одним сведениям, хранила под подушкой, по другим — в ларце, где лежали драгоценности. Остерману потребовалось использовать все влияние своего красноречия, чтобы в канун смерти императрицы убедить ее в необходимости подписать устав о регентстве. К стараниям Остермана надо прибавить усердие Бестужева, организовавшего челобитные от всех вельмож и даже всей нации с просьбой назначить Бирона регентом.

Неизвестный художник. Портрет герцога Курляндского Эрнста Иоганна Бирона.

XVIII в. Рундальский дворец, Латвия.