Анна Каренина

которое знают одни женщины. - В то время как вы делали предложение Кити, она

именно была в том положении, когда она не могла отвечать. В ней было

колебание. Колебание: вы или Вронский. - Его она видела каждый день, вас

давно не видала. Положим, если б она была старше, - для меня, например, на

ее месте не могло бы быть колебанья. Он мне всегда противен был, и так и

кончилось.

Левин вспомнил ответ Кити. Она сказала: Нет, это не может быть...

- Дарья Александровна, - сказал он сухо, - я ценю вашу доверенность ко

мне; я думаю, что вы ошибаетесь. Но, прав я или неправ, эта гордость,

которую вы так презираете, делает то, что для меня всякая мысль о Катерине

Александровне невозможна, - вы понимаете, совершенно невозможна.

- Я только одно еще скажу: вы понимаете, что я говорю о сестре, которую

я люблю, как своих детей. Я не говорю, чтоб она любила вас, но я только

хотела сказать, что ее отказ в ту минуту ничего не доказывает.

- Я не знаю! - вскакивая, сказал Левин. - Если бы вы знали, как вы

больно мне делаете! Все равно, как у вас бы умер ребенок, а вам бы говорили:

а вот он был бы такой, такой, и мог бы жить, и вы бы на него радовались. А

он умер, умер, умер...

- Как вы смешны, - сказала Дарья Александрова с грустною усмешкой,

несмотря на волнение Левина. - Да, я теперь все больше и больше понимаю, -

продолжала она задумчиво. - Так вы не приедете к нам, когда Кити будет?

- Нет, не приеду. Разумеется, я не буду избегать Катерины

Александровны, но, где могу, постараюсь избавить ее от неприятности моего

присутствия.

- Очень, очень вы смешны, - повторила Дарья Александровна, с нежностью

вглядываясь в его лицо. - Ну, хорошо, так как будто мы ничего про это не

говорили. Зачем ты пришла, Таня? - сказала Дарья Александровна по-французски

вошедшей девочке.

- Где моя лопатка, мама?

- Я говорю по-французски, и ты так же скажи.

Девочка хотела сказать, но забыла, как лопатка по-французски; мать ей

подсказала и потом по-французски же сказала, где отыскать лопатку. И это

показалось Левину неприятным.

Все теперь казалось ему в доме Дарьи Александровны и в ее детях совсем

уже не так мило, как прежде.

"И для чего она говорит по-французски с детьми? подумал он. - Как это

неестественно и фальшиво! И дети чувствуют это. Выучить по-французски и

отучить от искренности", - думал он сам с собой, не зная того, что Дарья

Александровна все это двадцать раз уже передумала и все-таки, хотя и в ущерб

искренности, нашла необходимым учить этим путем своих детей.

- Но куда же вам ехать? Посидите.

Левин остался до чая, но веселье его все исчезло, и ему было неловко.

После чая он вышел в переднюю велеть подавать лошадей и, когда

вернулся, застал Дарью Александровну взволнованную, с расстроенным лицом и

слезами на глазах. В то время как Левин выходил, случилось для Дарьи

Александровны событие, разрушившее вдруг все ее сегодняшнее счастье и

гордость детьми. Гриша и Таня подрались за мячик. Дарья Александровна,

услышав крик в детской, выбежала и застала их в ужасном виде. Таня держала

Гришу за волосы, а он, с изуродованным злобой лицом, бил ее кулаками куда

попало. Что-то оборвалось в сердце Дарьи Александровны, когда она увидала

это. Как будто мрак надвинулся на ее жизнь: она поняла, что те ее дети,

которыми она так гордилась, были не только самые обыкновенные, но даже

нехорошие, дурно воспитанные дети, с грубыми, зверскими наклонностями, злые

дети.

Она ни о чем другом не могла говорить и думать и не могла не рассказать

Левину своего несчастья.

Левин видел, что она несчастлива, и постарался утешить ее, говоря, что

это ничего дурного не доказывает, что все дети дерутся; но, говоря это, в

душе своей Левин думал: "Нет, я не буду ломаться и говорить по-французски со

своими детьми, но у меня будут не такие дети: надо только не портить, не

уродовать детей, и они будут прелестны. Да, у меня будут не такие дети".

Он простился и уехал, и она не удерживала его.

XI

В половине июля к Левину явился староста сестриной деревни,

находившейся за двадцать верст от Покровского, с отчетом о ходе дел и о

покосе. Главный доход с имения сестры получался за заливные луга. В прежние

годы покосы разбирались мужиками по двадцати рублей за десятину. Когда Левин

взял именье в управление, он, осмотрев покосы, нашел, что они стоят дороже,

и назначил цену за десятину двадцать пять рублей. Мужики не дали этой цены

и, как подозревал Левин, отбили других покупателей. Тогда Левин поехал туда

сам и распорядился убирать луга частию наймом, частию из доли. Свои мужики

препятствовали всеми средствами этому нововведению, но дело пошло, и в

первый же год за луга было выручено почти вдвое. В третьем и прошлом году

продолжалось то же противодействие мужиков, и уборка шла тем же порядком. В

нынешнем году мужики взяли все покосы из третьей доли, и теперь староста

приехал объявить, что покосы убраны и что он, побоявшись дождя, пригласил