Анна Каренина

обращении к лакею. Взяв от него записку, она прочла ее. - Алексей сделал нам

ложный прыжок, - сказала она по-французски, - он пишет что не может быть, -

прибавила она таким естественным, простым тоном, как будто ей никогда и не

могло приходить в голову, чтобы Вронский имел для Анны какое-нибудь другое

значение, как игрока в крокет.

Анна знала, что Бетси все знает, но, слушая, как она при ней говорила о

Вронском, она всегда убеждалась на минуту, что она ничего не знает.

- А! - равнодушно сказала Анна, как бы мало интересуясь этим, и

продолжала улыбаясь: - Как может ваше общество компрометировать кого-нибудь?

- Эта игра словами, это скрывание тайны, как и для всех женщин, имело

большую прелесть для Анны. И не необходимость скрывать, не цель, для которой

скрывалось, но самый процесс скрывания увлекал ее. - Я не могу быть

католичнее папы, - сказала она. - Стремов и Лиза Меркалова - это сливки

сливок общества. Потом они приняты везде, и я - она особенно ударила на я, -

никогда не была строга и нетерпима. Мне просто некогда.

- Нет, вы не хотите, может быть, встречаться со Стремовым? Пускай они с

Алексеем Александровичем ломают копья в комитете, это нас не касается. Но в

свете это самый любезный человек, какого только я знаю, страстный игрок в

крокет. Вот вы увидите. И, несмотря на смешное его положение старого

влюбленного в Лизу, надо видеть, как он выпутывается из этого смешного

положения! Он очень мил. Сафо Штольц вы не знаете? Это новый, совсем новый

тон.

Бетси говорила все это, а между тем по веселому умному взгляду ее Анна

чувствовала, что она понимает отчасти ее положение и что-то затевает. Они

были в маленьком кабинете.

- Однако надо написать Алексею, - и Бетси села за стол, написала

несколько строк, вложила в конверт. - Я пишу, чтоб он приехал обедать. У

меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли?

Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите,

- сказала она от двери, - а мне надо сделать распоряжения.

Ни минуты не думая, Анна села с письмом Бетси к столу и, не читая,

приписала внизу: "Мне необходимо вас видеть. Приезжайте к саду Вреде. Я буду

там в 6 часов". Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.

Действительно, за чаем, который им принесли на столике-подносе в

прохладную маленькую гостиную, между двумя женщинами завязался a cosy chat,

какой и обещала княгиня Тверская до приезда гостей. Они пересуживали тех,

кого ожидали, и разговор остановился на Лизе Меркаловой.

- Она очень мила и всегда мне была симпатична, - сказала Анна.

- Вы должны ее любить. Она бредит вами. Вчера она подошла ко мне после

скачек и была в отчаянии, что не застала вас. Она говорит, что вы настоящая

героиня романа и что, если б она была мужчиною, она бы наделала за вас

тысячу глупостей. Стремов ей говорит, что она и так их делает.

- Но скажите, пожалуйста, я никогда не могла понять, - сказала Анна, -

помолчав несколько времени и таким тоном, который ясно показывал, что она

делала не праздный вопрос, но что то, что она спрашивала, было для нее

важнее, чем бы следовало. - Скажите, пожалуйста, что такое ее отношение к

князю Калужскому, так называемому Мишке? Я мало встречала их. Что это такое?

Бетси улыбнулась глазами и внимательно поглядела на Анну.

- Новая манера, - сказала она. - Они все избрали эту манеру. Они

забросили чепцы за мельницы. Но есть манера и манера, как их забросить.

- Да, но какие же ее отношения к Калужскому?

Бетси неожиданно весело и неудержимо засмеялась, что редко случалось с

ней.

- Это вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопрос ужасного

ребенка, - и Бетти, видимо, хотела, но не могла удержаться и разразилась тем

заразительным смехом, каким смеются редко смеющиеся люди. - Надо у них

спросить, - проговорила она сквозь слезы смеха.

- Нет, вы смеетесь, - сказала Анна, тоже невольно заразившаяся смехом,

- но я никогда не могла понять. Я не понимаю тут роли мужа.