Анна, Ханна и Юханна

Колесо перемен завертелось с невиданной ранее скоростью, благосостояние росло, и страна стала наконец народным домом – не об этом ли мечтали мы так много лет? Теперь социал-демократы заседали во власти, и требования реформ, задержанных из-за войны, начали звучать уже в риксдаге. Были повышены налоги на крупные компании и большие состояния, и, бог ты мой, сколько злобы стало выползать из глоток буржуазных лидеров.

Мы с Арне торжествовали. Мне было хорошо, и мама, и мои подруги в один голос говорили, что у меня есть для счастья все, что только нужно женщине. У меня был всего один ребенок, у меня был муж, который каждую неделю приносил домой деньги, не пил и не изменял. Мама не сожалела даже о выкидышах, на каждого нерожденного ребенка она смотрела как на неизбежность, о которой не стоит сокрушаться. Но я не разделяла это мамино качество послушно принимать предписанную мне роль. Власть Арне росла, мои возможности возражать ему уменьшались.

Думаю все же, что именно выкидыши сломили меня. Но я не была в этом уверена. Ведь ребенок, который у меня был, лишь увеличивал мою уязвимость. Я угождала Арне, молчала и не возражала ему, лишь бы ее защитить. Никаких претензий, никаких ссор. В доме должно быть солнечно, спокойно и уютно.

Может быть, мне надо было иметь четверых детей, для того чтобы безропотно, в полном смирении ползать перед мужем по полу.

Или нет?

В чем же состояла его власть надо мной?

Почему я так легко уязвима и безропотна? Потому что я сама стала такой. Это я стала просить о сочувствии. Ясно, что тщетно. Я стала жертвой, одной из бессловесных домохозяек.

Как это отвратительно.

Это продолжалось до тех пор, пока я не нашла ответы на свои вопросы, это тянулось так долго, потому что я сама не желала этого видеть. Все было так низко и убого, потому что все упиралось в деньги.

Думаю, что тот, кто этого не пережил, не может себе представить, как чувствует себя человек, выпрашивающий каждую крону. Арне говорил, что его деньги утекают сквозь мои пальцы. Это была правда, но в этом не было моей вины. Я не транжирила деньги, просто они падали в цене. Послевоенное время несло на себе отпечаток веры в будущее и инфляции.

Я старалась убедить себя в том, что мое положение было справедливым. Я искала спокойствия – и вот извольте, я его нашла.