И всё же Анне стоило бы насторожиться и лично «разведывать дела» соперницы, ибо, как писал Бальтазар Грасиан, «в иных одно простосердечие, а в прочих предосторожность надобна». Но она предпочла остаться «простосердечной». Елизавету же эта беседа, должно быть, подтолкнула к немедленным действиям. Может, ей и удалось убедить правительницу в своей невиновности (та даже якобы послала к Остерману человека — передать, что Елизавета «ничего не изволит ведать»), но Лестоку грозил арест. Опыта конспирации у гренадеров не было, а Елизавету поддерживала далеко не вся гвардия — у нас нет данных о выступлениях в ее пользу в рядах измайловцев и конногвардейцев. (Кстати, в ночь переворота цесаревна отправилась из своего Смольного дворца на полковой двор пре-ображенцев, хотя рядом с ее резиденцией находились казармы Конной гвардии
438.) Дела Тайной канцелярии показывают, что не все служивые из других привилегированных частей одобряли совершённый преображенцами переворот. «Честь себе заслужили тем, что пришед в ношное время во дворец и напали на сонных с ее императорским величеством», — осуждал их семеновский гренадер Алексей Павлов, а его сослуживец Максим Судаков называл героев переворота «бунтовщиками и стрельцами» 439.В тот же день 23 ноября, по сообщению «Краткой реляции», Елизавета послала за гренадерами, которые заверили ее в своей готовности. В эти дни преображенцы не дежурили, а потому не стояли в дворцовом карауле. Утром 24-го один из заговорщиков, Петр Сурин, отправился во дворец договариваться с несшими охрану солдатами Семеновского полка. Согласие было достигнуто, и гренадер предупредил солдата Степана Карцева: «…в сию нощь будет во дворец государыня цесаревна», — о чем сам Карцев сообщил в 1742 году при приеме в Лейб-компанию
440.Последним толчком к перевороту стало поступившее в гвардейские полки как раз 24 ноября повеление принца Антона быть «к походу во всякой готовности»: гвардии предстояло поздней осенью отправляться из столицы на финскую границу
441. Этот приказ едва ли был вызван какими-либо опасениями по поводу заговора — отправить на фронт две тысячи гвардейцев Анне рекомендовал сам главнокомандующий, фельдмаршал П. П. Ласси, и она его доклад одобрила: «Быть по сему» 442. Незадолго до этого кабинет-министр М. Г. Головкин также подал Анне Леопольдовне представление о необходимости начать активные военные действия в Финляндии (благо тамошние болота замерзли) и предлагал отправить экспедиционный корпус на Фридрихсгам, чтобы «в тишине» подойти к шведской крепости и взять ее лихим штурмом.Двадцать четвертого ноября переворот «созрел». Но цесаревна не сразу отправилась в гренадерскую казарму. Сначала, присягнув Елизавете в ее дворце, туда пошли главные инициаторы предприятия во главе с Грюнштейном — солдат необходимо было подготовить к приезду главных действующих лиц. Затем Лесток с помощью своих агентов во дворце удостоверился в том, что правительница ни о чем не подозревает, и встретился с французским дворянином из свиты Шетарди, от которого получил (как засвидетельствовали оказавшийся в том же доме придворный ювелир Позье и сам Шетарди) две тысячи рублей для раздачи солдатам. Французский дипломат не слишком щедро финансировал цесаревну; прусский посол Мардефельд сообщил в Берлин, что Елизавете пришлось заложить свои драгоценности
443. После десяти часов вечера Лесток покинул дом купца, и следующие два часа были посвящены приближенными Елизаветы последним приготовлениям к перевороту. Вероятно, тогда и был составлен «памятный реестр» для ареста сторонников Анны Леопольдовны, о котором упоминает «Краткая реляция».Ни военные, ни гражданские власти в столице 24-го числа ни о чем не подозревали. Принц Антон подписывал очередные доклады Военной коллегии. В Тайной канцелярии допрашивали ложно объявивших за собой «слово и дело» солдат Вятского и Нижегородского полков. Двор Анны Леопольдовны веселился на последнем в это царствование балу, устроенном в честь именин статс-дамы, жены кабинет-министра Екатерины Ивановны Головкиной. Шетарди в очередной депеше в Париж обещал выяснить, не является ли «партия» Елизаветы «порождением фантазии».
«Назначенцы» Анны — командиры гвардейских полков — не проявили активности ни в ее пользу, ни в пользу Елизаветы. Начавшееся следствие не смогло установить никакого «шпионства» и «разведывания» со стороны семеновского майора Никиты Соковнина, генерал-адъютанта принца Антона полковника Федора Воейкова; статский советник и обер-секретарь Сената Авраам Сверчков, близкий к М. Г. Головкину, категорически утверждал, что не имел отношения к планам министра по изменению порядка престолонаследия.