Между тем, прибыв вместе с М. И. Воронцовым и Лестоком в казармы, Елизавета застала там уже подготовленных к ее появлению солдат. Любимица гвардии знала, как с ними говорить. «Знаете ли, ребята, кто я? И чья дочь?» — воспроизводит ее первые слова проповедь новгородского архиепископа Амвросия, произнесенная в дворцовой церкви 18 декабря 1741 года. Затем принцесса обратилась к гвардейцам за помощью: «…Моего живота ищут!»
Верных присяге оказалось немного; за Елизавету выступили большинство унтер-офицеров (В. Храповицкий, Н. Скворцов, П. Щербачев, И. Блохин, В. Вадбольский, М. Ивинский, Ф. Хлуденев, Е. Ласунский, С. Шерстов, Ф. Васков, И. Козлов, Г. Куломзин), которых, по иронии судьбы, отобрал в образцовую роту сам принц Антон
444. Опытные служаки — у большинства гвардейский стаж составлял более десяти лет — сумели быстро организовать гренадеров, арестовали единственного дежурного офицера подпоручика Берхмана. Были взяты под стражу также гвардейцы, которым принц Антон поручил надзор за самой Елизаветой; в феврале 1742 года П. Хахин, А. Ходолеев и А. Мошков указывали на свои заслуги во время переворота: «…брали сержанта Обиручева» 445.После принесения новой присяги рота выступила в поход. По дороге к Зимнему дворцу (по Манштейну — после его занятия) от колонны отделялись отряды для ареста Левенвольде, Миниха, Головкина, Менгдена, Остермана и близких к ним лиц, в том числе генералов Стрешневых, Петра Грамотина — директора канцелярии принца Антона, Преображенского майора Ивана Альбрехта.
Семеновский караул Зимнего дворца не оказал сопротивления. По данным Бюшинга и Шетарди, офицеры, не спешившие выказать преданность Елизавете, тут же были арестованы. Однако стоявшего в ту ночь на посту П. В. Чаадаева (деда знаменитого «басманного философа») цесаревна отправила с известием о перевороте в Москву, а через год сделала премьер-майором и членом суда по делу Лопухиных; так что, по всей вероятности, он не противодействовал перевороту.
Гренадеры под руководством Лестока и Воронцова отправились в дворцовые покои и арестовали ничего не подозревавших «немцев» вместе с императором. Автор примечаний на записки Манштейна и Я. П. Шаховской называли в числе участников переворота Шуваловых, Разумовских и В. Ф. Салтыкова; но в чем именно состояло их участие, не вполне понятно
446. Основную часть операции по захвату престола гвардейцы проделали быстро, умело и вполне самостоятельно; для Шетарди, как и для прусского посла Мардефельда, переворот стал неожиданностью.Накануне вечером подполковник гвардии принц Гессен-Гомбургский отказался примкнуть к заговорщикам. О его отказе сообщал брауншвейгский принц Людвиг. Согласно семейным преданиям, Елизавета прибыла к гвардейцам со своей подругой, женой принца, урожденной княжной Трубецкой. Сама А. И. Гессен-Гомбургская в письме признавала: «Во время самой революции мой возлюбленный принц придерживался чисто пассивной роли»
447.Высшие военные командиры — генерал-фельдмаршал Петр Ласси и гвардейский подполковник Людвиг Гессен-Гомбург-ский, — вызванные уже после описанных событий, распорядились стянуть к дворцу части гарнизона и гвардейские полки, в то время как спешно созванные вельможи (А. П. Бестужев-Рюмин, А. М. Черкасский, А. Б. Куракин, Н. Ф. Головин, Н. Ю. Трубецкой) приносили Елизавете поздравления и сочиняли манифест о ее вступлении на престол.
Вслед за ними к Елизавете в ее прежний дворец, где уже сидели под арестом брауншвейгское семейство и его «партизанты», устремились прочие чиновники; в их числе был Яков Петрович Шаховской, незадолго до того сумевший войти в доверие к М. Г. Головкину и считавший себя «от всяких злоключений быть безопасным». Как и год назад, после свержения Бирона, вчерашний «любимец» вынужден был ночью спешить во дворец «сквозь множество лиц с учтивым молчанием продираясь, и не столько ласковых, сколько грубых слов слыша».
Одно и то же событие очевидцы воспринимали по-разному. Сенатор Шаховской обращал внимание в основном на поведение «знатных господ» и их нынешний «вес» в придворном раскладе. Только на периферии происходившего он замечал восклицания солдат: «Здравствуй, наша матушка, императрица Елизавета Петровна!»
448Безвестный же польский дворянин и офицер на русской службе, также оказавшийся в открытом для всех дворце, видел прежде всего победителей-гвардейцев: «Большой зал дворца был полон Преображенскими гренадерами. Большая часть их были пьяны; они, прохаживаясь, пели песни (не гимны в честь государыни, но неблагопристойные куплеты), другие, держа в руках ружья и растянувшись на полу, спали. Царские апартаменты были наполнены простым народом обоего пола… Императрица сидела в кресле, и все, кто желал, даже простые бурлаки и женщины с их детьми, подходили целовать у ней руку» 449.