Анна-Мария

Теперь все это уже отошло в область предания. Лебо, окончательно тут обосновавшись, окончательно стал майором Лебо. События стерлись в памяти людей. Лебо умело распоряжался своим поместьем, скупая прилегавшие к нему участки, занимался сельским хозяйством, что при существовавших продовольственных трудностях кормило человека во всех смыслах. Майор Лебо располнел и имел цветущий вид, так же как все его семеро детей. Самой утомленной в семье казалась мадам Лебо. Эта женщина, высокая, статная, с властным лицом, что никак не вязалось с ее характером, по-прежнему никому в доме не перечила и считалась со всеми — с мужем, с детьми, с прислугой. Детям — старшему исполнилось шестнадцать, а младшему год — было где развернуться в доме и в саду, как того и желал их отец. Семья любила поесть, и Лебо сам проверял качество продуктов. Он был примерным отцом и образцовым мужем. Стоило мадам Лебо заикнуться, что ей чего-либо не хватает или что в доме не все исправно, как майор Лебо немедленно брался за дело. Он следил за тем, чтобы были прочищены умывальники, пришиты кольца к занавесям, смазаны дверные петли… У детей были велосипеды, самокаты, пинг-понг, лыжи, мячи, погремушки. Оба старших мальчика уже два года учились в парижском лицее и жили в лицейском интернате, и с ними там носились, как с сыновьями героя. Семья хранила патриархальный уклад, и у себя дома Лебо был неограниченным и обожаемым властелином.

Лебо вернулся домой довольно поздно: гараж Феликса находился в двадцати километрах к югу от П., а поместье — в пятнадцати километрах к северу, да еще приходилось ехать через весь город П. Дети уже спали; мадам Лебо, в пеньюаре, спустилась из спальни и села против мужа, устроившегося за большим полированным столом темно-красного дерева, где был накрыт ужин. Лебо изящно отрезал крылышко цыпленка: по вечерам он ел очень умеренно.

— Тебе дважды звонили из Парижа… Лулу сильно кашляет, надо бы завтра позвать врача… — И мадам Лебо продолжала свой доклад. — Ах да, — сказала она в заключение, — тебя больше часа дожидался лейтенант Лоран, сказал, что заедет еще раз сегодня вечером. Он в П.

Лебо несколько излишне резким движением поставил бокал.

— Удивительно, до чего ты недогадлива, Розали! Неужели не могла оставить его ночевать?

Властное лицо мадам Лебо окрасилось в цвета, предвещавшие грозу, и, сдерживая слезы, она кротко произнесла:

— Не брани меня, Альбер! Я прекрасно сознаю, до какой степени я недостойна тебя. Я всегда знала, что в один прекрасный день ты станешь великим человеком, и мне тогда не дотянуться до тебя…

Глаза ее увлажнились. Лебо взял руку Розали, погладил:

— Конечно, Розали, я предпочел бы, чтобы этот парень был у меня под боком, но плакать нечего. Слушай… Это, наверное, он.

Послышались выхлопы машины, шум нарастал, как гром…

— Вот видишь, ничего не потеряно.

Лебо встал и вышел на крыльцо. Действительно, из машины выскочил лейтенант Лоран и с присущей ему суетливостью взбежал по ступенькам крыльца.

— Я в отчаянии, что вам пришлось дожидаться меня, — сказал Лебо. — Вы ужинали? Хорошо, в таком случае пройдемте прямо в кабинет.

Розали исчезла, они остались одни в огромном кабинете, достойном директора банка или председателя правления крупного торгового дома.

— Приступим прямо к делу, — сказал лейтенант, бросая перчатки в пилотку. — Я снова виделся с генералом де Шамфором. Замечу в скобках: он потерял мать и очень горюет. Мне даже с трудом удалось заинтересовать его волнующими нас вопросами. Все время, пока мы беседовали с ним, он явно думал о чем-то другом. Мать многое значит в жизни человека, даже пожилого, даже генерала. Впрочем, де Шамфор еще хорош собой, очень, очень хорош, именно такая внешность, какая нам нужна для представительства…

Лебо играл очками, не поднимая глаз.

— Несомненно… Если генерал полностью согласен с нами, то он для нас — крупный козырь; но позволю себе заметить, что он легко может стать и помехой.

— Беру это дело на себя. — Лейтенант казался совершенно уверенным в своих силах. — Его не так уж трудно поймать на удочку католицизма, традиции, морали…

Лебо улыбнулся, показывая мелкие жемчужные зубки, — зубы совсем уж неприличные для мужчины.

— Вы, кажется, сделались психологом, лейтенант?

— Я всегда им был, друг мой, просто работа, недосуг…

Без всякого перехода Лебо снова заговорил серьезным тоном:

— Связались вы наконец с теми людьми с аэродрома?

— Нет еще…

В ответ на нетерпеливый жест Лебо лейтенант повысил голос:

— Я бы попросил вас, майор… вы хотите, чтобы все делалось в одно мгновение! Я и так работаю за десятерых… У меня, правда, есть на примете один помощник… Вы, вероятно, знали Ива де Фонтероль? Его звали тогда лейтенантом Жераром и он был сброшен где-то поблизости…

— Жерар? Конечно, знаю. У меня с ним были одни неприятности. Для начала он дал ФТП схватить себя за горло… Потом смылся в Париж из-за какой-то бабенки. Ветрогон этот лейтенант!.. — Лебо осекся. — Что с вами?

Лоран что-то искал в карманах, в портфеле, и стремительность его движений напоминала вихрь, пронесшийся в листве деревьев.