— Если бы мещанин — еще не так страшно, — сказала она в сердцах, — ведь, как я понимаю, мещанин — это тот, у кого единственный интерес — быт. Копить, зарабатывать, доставать — словом, устраиваться. И если кроме этого — ничего, то это тоже, наверное, плохо. Но у нас совсем другая ситуация. Это даже не мещанство, а просто пустота. Человеку не нужно вообще ничего! … Так что я предлагаю тост за мещанство! — заключила она как бы с вызовом, несколько громче, чем нужно, и сделала еще глоток вина.
Разговор после этого угас. Убрали со стола, помыли посуду, пошли устраиваться на ночь.
— Тут кровать только одна, — сказал Николай, почему-то смущенно, — а я постелю себе…
— Ладно, — сказала она просто, — мы люди взрослые. Я надеюсь, глупых шуток не будет?
— Нет.
— Ну и хорошо. Только ты ложись к стенке, а то мне к ребенку вставать.
Несмотря на всю суету в полумраке комнаты, ребенок спал беспробудно. Николай решил, что ребенок прав. Не обращая ни на кого внимания, он скинул рубашку, брюки и носки, забрался в кровать, приложился носом к стене и начал засыпать. Только спать ему так и не пришлось. Он уже почти отключился, когда она вдруг переместилась со своего конца кровати ему под бок. Весь сон у него пропал в момент, как не было. Он застыл, словно охотник в засаде. Время тянулось страшно медленно, слышен был стук сердца, тиканье будильника. Вдруг она перегнулась через него, и поцеловала — в губы…
Так получилось, что убежденный холостяк вдруг обзавелся сразу и женой, и ребенком. Николай рано начал вставать — ребенок не давал разоспаться — и, соответственно, рано начал появляться в своем НИИ, всем на удивление. Зато и уходить он стал тоже рано — чтобы успеть пройти по магазинам, а когда являлся домой, нагруженный покупками — его ждало счастливое семейство. Он вошел во вкус такой жизни, а когда однажды нашел свою сорочку выстиранной и отглаженной — внезапно на полном серьезе почувствовал себя счастливым. Правда, длилось все это недолго.
Однажды, когда он позвонил вечером домой — ему никто не ответил. Открыв дверь своим ключом — нашел на подзеркальнике ключ и записку:» Извини, что так поступила, просто я по-другому бы, наверное, не смогла уйти. Я совсем запуталась в своих чувствах — но ведь я не свободна. Так будет лучше для нас обоих. Не поминай лихом. Таня.»
Николай, не разуваясь, прошелся по квартире. Долго стоял, смотрел на стол — она в спешке забыла там поясок от халата и расческу. Потом прошел на кухню, выпил водки, закурил. Отчаянья острого не было, так, чтобы в петлю лезть, — прошел уже тот возраст, — но все же было тошно. Делать не хотелось ничего. Николай оставил опустевшую квартиру — и подался к приятелям. Проехал сквозь сумерки, сквозь безразлично мелькающие фонари, мимо однообразных громад домов, мимо кроссвордов вечерних окон. В грязном, но уютном винном подвальчике купил пива, сколько поместилось в портфель, пару бутылок портвейна «три семерки»…
Пулю писали до утра, а когда среди ночи кончился портвейн — поймали на улице такси и купили бутылку водки за три цены. Николай явился домой под утро и — тоска его больше не мучила. Проснулся, правда, с трудом.
Все же через три дня, когда стало невмоготу, он разыскал ее квартиру — и позвонил в дверь. Открыла она сама. Только много позже он понял, как нелегко это было для нее — взять вот так — и уйти. Мужа как раз не было дома — он перевоспитался и поехал добывать какую-то мебель. Это-то его и погубило. Когда они стали собирать кое-какую одежду, Николаю стало немного жутко. На его глазах разрушался обжитой мир… А что было делать?
На другой день позвонил отставной супруг — и изъявил желание встретиться. Николаю трудно было его понять, сам бы он в такой ситуации (по крайней мере, так ему казалось) не стал бы ни с кем встречаться, а если и стал бы вдруг — то только с топором подмышкой, на манер Раскольникова. Все же аудиенция была назначена — и муж явился. Таня с ребенком закрылась на кухне — и мужья беседовали часа полтора сидя рядком на диване. Муж оказался человеком с виду очень представительным (Николай почему-то представлял его себе хилым и глупым) — но необыкновенно занудливым. Все время говорил только он один, из всей его речи Николай уловил только то, что он желает Татьяне добра и очень о ней беспокоится. В конце концов, поняв, что это не кончится, Николай перехватил инициативу:»… конечно, я с вами полностью согласен. У Татьяны сейчас в жизни очень ответственный момент, ей нужно помочь. Ее интересы должны быть на первом месте…» Наконец мужа все же спровадили.
Через неделю он вознамерился придти снова, но Николай сказал, что встречу нужно немного отложить, чтобы не нанести Татьяне душевную травму. Развода муж не давал очень долго, потом так же долго делили ребенка. Бумажные дела тянулись чуть ли не год — но наконец как-то неожиданно кончились.
Так началась семейная жизнь Николая, а к моменту, когда он попал в эпизод, он был уже отцом двоих детей и образцовым семьянином. На посторонних женщин не заглядывался.