Анна навсегда

Подсознание, вопреки моим желаниям, услужливо задавало неудобные для меня вопросы: "А что ты пережила? Пытки? Страдания? Невыносимую боль? Насилие? Ты, Николь, пьешь вино, смотришь мелодрамы, питаешься роллами и наслаждаешься заботой и теплом от собственного похитителя". Но мне не хотелось слышать собственные мысли. Сейчас они были не на моей стороне. Ведь я пережила заточение, а это уже, между прочим, очень страшно. Прошлая Я читала о том, что одна из форм пыток: оставить человека наедине с собой в замкнутом пространстве. "А разве ты не самодостаточна настолько, что нахождение наедине с собой становится пыткой для тебя?" – предательски возникал в моей голове вопрос из ниоткуда.

Всю жизнь я мечтала остаться в уединении. В абсолютном и запредельном одиночестве. Чтобы как минимум месяц меня не потревожила ни одна живая душа. Мне необходимо было закрыться в темной комнате с опущенными шторами, без еды и с большим количеством алкоголя. Я любила творить по ночам в тандеме со стаканом коньяка со льдом. Чтобы создать шедевр, мне необходима была ночь длиной минимум в месяц. И неограниченный доступ к бару. Мне нужно было погрузиться в пьяную депрессию. Только в таком состоянии я могла отбросить в сторону все свои комплексы и написать душой. Написать нечто принципиально новое. Омерзительную, но фантастическую историю о любви и ненависти, о злости и предательстве, о других мирах и путешествиях во снах, о войне после апокалипсиса и спасении. Нечто в стиле Чака Паланика, от чего захочется стошнить свой завтрак в унитаз, но после открыть следующую страницу, чтобы узнать, чем же всё кончится.

Я много писала, ведь это было моей единственной зависимостью, но никогда не пыталась отправить свои рукописи в издательство, поскольку мои истории не выдерживали критики даже моего Мужчины, такого далекого от любого из творческих процессов. Мне казалось, что в крупном издательстве работники не смогут осилить и страницы моего пьяного бреда с налетом осеннего уныния.

Сейчас удача была на моей стороне, несмотря на обстоятельства. Мой любимый писатель не устает повторять, что писать нужно о том, чем ты живешь, о том, что живет внутри тебя. Выпусти своих внутренних демонов наружу, и ты создашь нечто бескомпромиссно новое. У таких книг всегда есть душа, неважно о чем они и на каком языке написаны. Если у книги есть душа, то это чувствуется с первых строк. Мои книги были бездушными, потому что фантастику я не любила никогда. Та фантастика, что жила в моей голове была на уровень ниже той, что издавалась в красивом переплете на шероховатых ароматных страницах. У меня не было имени, которое знала бы вся страна. У меня не было стихов, на которые можно было сделать звучную аранжировку. У меня не было денег, чтобы провести широчайшую рекламную кампанию и издаться за свой счет. Всё, что находилось в моем распоряжении – это образы в моей голове, которые хотелось выпустить на страницы жить собственной жизнью. Однако всё упиралось в место действия и сюжет. Образы упорно не желали укладываться в рамки, которые были наложены на них мною же.

Теперь я могла заработать себе имя благодаря тому, что происходит со мной здесь и сейчас. Чутьё журналиста надрывая связки голосило о том, что мне нужно всего лишь завести личный дневник с описанием ежедневного нехитрого быта и моих отношений с похитителем, как можно ближе к реальности, немного приукрасив действительность литературным словцом. А когда я выйду отсюда, то отправиться прямиком в одно из многочисленных ток – шоу для домохозяек, что обычно крутят в прайм – тайм. Всю программу я буду вести себя как беглая сумасшедшая, брошусь драть волосы одной из почтенных дам на скамье мнимых экспертов, обзову говнюком психолога, и в конце объявлю, что у меня с собой имеется рукопись того кошмара, что мне пришлось пережить. Аудитория ахнет. Все издательства будут бороться за право издать меня. А наивные, как дети, домохозяйки ринутся в книжные магазины и будут стопками скупать мою историю за баснословные суммы, утирая платочками слёзы от моих наигранных припадков. Пусть я останусь автором одной книги, но зато всё это будет принадлежать лишь мне одной. Моя жизнь станет недосягаемой мечтой для каждой из этих домохозяек, что будет читать мою книгу, одной рукой накручивая бигуди на жженые волосы, а другой – листая страницы. Арис будет представляться им сказочным принцем, который готов ради своей возлюбленной отказаться от собственного счастья. А я буду видеться им чудовищем, которое отвергает такого замечательного человека ради фантазии в своей больной голове.