Анна Павлова. «Неумирающий лебедь»

Суд над бароном Виктором Дандре уже состоялся. Барон стоял на своем, мол, взяток не брал, а выплаченные ему деньги всего лишь гонорар за оказанные консультации. Но следователи сумели надавить на представителя фирмы «Вестингауз», которая прокладывала трамвайные пути в Петербурге, тот признался в даче взятки в двадцать тысяч рублей. За ним «посыпались» и другие – директор варшавской фирмы, строившей мост Петра Великого, большие и малые просители с подношениями.

Анне было безразлично, кто и сколько давал и в чем признался, хотелось повернуться и спросить, что же назначили Виктору Дандре.

Наконец, услышала:

– А ведь знатный пройдоха! Сумел-таки уйти от обвинения в вымогательстве. Оставлено только обвинение в мздоимстве, тут уж не отвертишься. Говорят, в бумагах у тех, кто давал, все записано.

– Но уволить-то уволили?

– Конечно. От должности отрешили, но нарушение служебного долга не признали. Штраф заплатит и будет на свободе. Вот как надо уметь взятки брать – за оказанные консультации…

– Ничего, ему там еще срок добавят.

– За что?

– Найдут за что. Не успел удрать…

– Или переоценил свои силы.

– Да, барону в России ничего хорошего не видать.

– В Петербурге взяточничество махровым цветом цветет. Ладно бы деньги брали и дело делали, а то ведь берут и сидят сиднем. Трамвай они проложили… В скольких городах уже давно есть, а в столице все вот такие не допускали, мало им взяток дали…

Дальше Анна уже не слушала, это не важно. Главное, что Виктор приговорен к штрафу, все, как написал его брат.

Тридцать шесть тысяч для разоренного Дандре невозможная сумма, даже если продаст все свои коллекции из квартиры на Итальянской, и половины не наберет. Зато деньги уже были у Павловой.

Что ж, пришло ее время отдавать все за возлюбленного.

Она ехала в Петербург якобы на гастроли, для участия в парадном спектакле в честь трехсотлетия Дома Романовых. Сам юбилей будет праздноваться в феврале, но почему бы не побыть на родине еще пару месяцев?

Любовь Федоровна позору и наказанию Дандре была рада:

– Слава богу, все кончено. Больше не будешь о нем вспоминать, а то ведь в прошлом году извелась вся из-за того, что этот супостат на тебя не смотрел. Поделом ему!

– Нет, мама, теперь-то все только начинается. Теперь все в порядке, я буду ему нужна.

– Нюрочка?! – ужаснулась Любовь Федоровна. – Да ведь он же мздоимец! К тому же вот-вот в тюрьму сядет.

Анна снова загадочно и довольно улыбнулась.

– Все, кто у денег, мздоимцы, там других не бывает. Виктор брал не больше других. А в тюрьме пусть немного посидит – полезно. Ему грозит очень крупный штраф.

– А ты никак решила заплатить из своих?

Анна смотрела на мать с недоумением: а как же, ведь Дандре тратил деньги на нее, на квартиру с роскошным репетиционным залом, на богатые подарки, туалеты, экипаж…

Чем больше Анна узнавала, что и как происходило, тем лучше она понимала тайные пружины, приведшие Дандре в тюрьму.

Он действительно сидел, поскольку денег на оплату огромного штрафа не имел.

Анна приехала в Петербург к Рождеству, согласившись танцевать не только в парадном спектакле (ставили оперу «Жизнь за царя», в которую было вставлено несколько характерных танцев), но и танцевать в январе-феврале до того.

Первым порывом было вытащить опального возлюбленного из тюрьмы в качестве подарка на Рождество, но потом она решила помучить нерадивого любовника и встретить Рождество с матерью в ее скромной квартирке.

Любовь Федоровна была рада, хотя уже смущалась своей богатой и знаменитой дочери.

– Мамочка, а помнишь, как ты мне подарила на Рождество большое шоколадное яйцо с игрушками внутри? А помнишь наш поход в театр на «Спящую красавицу»?

– Нюрочка, а ты не пожалела, что стала балериной?

– Нет, мамочка, это мое. Я в другом себя не мыслю.

Переезжать к ней в Лондон Любовь Федоровна категорически отказалась:

– Нет, Нюрочка. Я русская, в России родилась, тут до смерти и жить буду. А ты уж езжай со своим мздоимцем, спасай вора, если иначе не можешь.

Анна хмурилась, ей не удавалось убедить мать, что в Европе и Америке у нее возможностей больше.

– Нюрочка, разве ж в России мало любителей балета? Другие танцуют в театре не весь год, и ты так могла бы… Слышала я, что ты и вовсе в непотребных местах пляшешь.

Павлова нахмурилась, мама поверила гадким сплетням.

– Мамочка, конечно, Палас-театр не лучшее место для балерины, но, знаешь, между моими номерами оркестр не играл, там ведь и смычок в руки не возьмут, если не оплачено. Обычно публика между номерами ест, пьет, шумит… А у меня тишина. Полная – ни скрипа, ни слова, ни вздоха. Сначала я даже пугалась, но мне объяснили, мол, люди не хотят мне мешать, потому сидят тихо. Помнишь, в Стокгольме было похоже? Понимаешь, даже те, кто выступал после меня, не обижались, потом мои номера стали ставить последними. Я поняла, что не важно, где именно ты танцуешь, главное, чтобы танец был от души, тогда любую публику проймет.