Анна Павлова

Другой проблемой стала музыка: уроженцу Запада трудно следовать ей – так отличается она по своей конструкции. Мадам Фуджима аккомпанировала нам на своем сямисэне[38], и сначала мы могли учиться только по счету. Ассистент показал нам движения, а Коширо наблюдал за нами орлиным взором, поправляя нас, когда это было необходимо. Сперва это происходило практически все время, поскольку все противоречило нашей балетной подготовке. В Кабуки ноги повернуты внутрь, а не наружу, колени согнуты, вместо того чтобы держать ноги прямо; когда нога приподнимается от пола, ступня в подъеме согнута крючком, вместо того чтобы быть вытянутой, и большой палец ноги поднят вверх, в то время как все остальные пальцы опущены вниз. Это отсутствие выгнутого подъема, которого должен добиться балетный танцовщик, компенсируется изысканным изгибом тыльной стороны руки и вытянутыми пальцами. Локти обычно согнуты, а плечи используются чрезвычайно экономно – нет никакого epaulement[39], столь необходимого для совершенства классического балета. Сначала я думал, что невозможно достичь красоты линии путем совершенно противоположным тому, которому я обучался; сомневался я и в том, что мне удастся вообще чего-либо добиться.

Движения чрезвычайно плавные и ритмически акцентированы резкими наклонами головы и топотом босых ног. Таби – своего рода носки с отдельной частью для большого пальца – имеют такое же значение для японского танцовщика, как балетные туфли для балетного танцовщика; костюмы изменяются в соответствии с темой танца, как и в балете, но таби остаются основной обувью.

В японском танце нет пируэтов, едва ли существует элевация, совершенно нет высоких прыжков (японцы смеялись над нашими прыжками). Едва ли есть необходимость добавлять, что они не танцуют на пальцах и не существует entrechats[40]. Многие движения рук имеют мимическое значение и дополняются с помощью использования бутафории: вееров, шарфов, цветущих веток, копий и другого оружия.

Наиболее важной частью бутафории является сложенный веер, специально созданный по такому образцу, чтобы соответствовать требованиям танца. Открытый, закрытый или полуоткрытый, он может представлять бесчисленные предметы. Длинные рукава кимоно также используются в пантомиме.

Постепенно пришло ощущение танца. Я отказался от своих карнавальных представлений о Японии и постепенно осознал, в чем там дело. Я понял, что веер, в зависимости от того, как вы его держите и какие движения им совершаете, может изображать восходящую луну, падающий дождь или цветение, птицу, открывающуюся скользящую дверь и бесчисленное количество других вещей. Музыка стала обретать свое собственное значение, и постепенно я почувствовал, что угол моих колен, ног и рук становится терпимым, на взгляд японца. Мой учитель и его жена, мадам Фуджима, проявляли удивительное понимание. Часть моих занятий проходила в гримерной Коширо в «Империал-театре», так как во время долго тянувшихся дневных представлений театра Кабуки ему приходилось подолгу ждать. Когда мой урок начинался, на нем еще была обычная одежда, а через час или около того приходил один из костюмеров и понемногу начинал готовить его ко второму выходу. К концу нашего урока он был полностью готов. Мы низко кланялись друг другу, и я уходил, а он отправлялся на сцену.

Мадам Фуджима, его жена, олицетворяла собой саму доброту. Она дала нам кимоно, пояса, веера и все прочее, необходимое для танцев. Однажды она принесла в артистическую уборную маленькие японские пирожки, чтобы угостить нас. Мы привыкли к японской пище, каждый день нас приглашали на званый чай или на прием. Но пирожки мадам Фуджимы ни с чем не шли в сравнение! Нанизанные на маленькие палочки, они были очаровательно расставлены и выглядели чрезвычайно аппетитно. Одна из девушек откусила большой кусок, и я последовал ее примеру. Слишком поздно увидел я выражение ужаса, появившееся на ее лице, но я уже ощутил вкус, который напоминал вкус горелых говяжьих хрящей. Пожалуй, никогда в жизни я не ел ничего столь же ужасного. Как нам избавиться от пирожков? Я мужественно доел свой, так как прошел своего рода школу и умел скрывать чувства, если мне не нравилась еда. Затем девушки заняли мадам Фуджиму разговором, а я, пожертвовав носовым платком, завернул в него остатки пирожков и спрятал в карман, – так нам удалось избежать ужасного «социального преступления».

Эти недели в Токио переполнили нас восторгом. Некоторые из членов труппы постарше чувствовали себя чрезвычайно несчастными – им не нравились общие ванны, им не нравилась пища, и еще много чего им не нравилось. Но пожалуй, никогда я не был более счастливым или более занятым. Помимо моей работы с Мацумото Коширо, мне удавалось сделать многое другое. Я видел, как танцевала гейша, но после искусства Кабуки ее танец казался поверхностным. Я проводил целые часы, торгуясь с лавочниками, покупая дешевые кимоно, сандалии, колокольчики для маминой коллекции и все прочее, ради чего стоило поторговаться.