В октябре и ноябре мы гастролировали по Англии, и я наслаждался английской зимой – впервые за пять лет. Я обратился с просьбой о прибавке жалованья, получил ее и чувствовал радость на душе, когда мы покидали Саутгемптон, направляясь в Южную Африку на «Армадейл Касл», держащей путь на Мадейру. Первое, что мы там увидели, была целая флотилия плывущих корзин. Сотни маленьких лодочек вышли в море, полные деятельных и искусных ремесленников, надеявшихся продать нам свою тростниковую мебель. Мы совершили несколько поездок по острову на машинах, взбиравшихся на вершину холма и замиравших на краю пропасти, от таких поездок волосы становились дыбом. Когда мы возвращались на судно, продавцы цветов предлагали нам приобрести за шиллинг огромные охапки лилий, стоивших в Англии немало фунтов. Я взошел на палубу со своей охапкой цветов и встретил Павлову.
– Ах, Элджи, как красиво! Пожалуйста, дай и мне немного.
Помню, как стал отделять самые большие и белоснежные цветы и отдавать их ей. Удивляюсь, почему я не сказал: «Пожалуйста, возьмите все, мадам». Но мне показалось, что ей было так же приятно, как и мне, делить букет пополам.
Павлова конечно же доставила на борт елку, и здесь состоялась наша рождественская вечеринка. Для бала-маскарада я решил нарядиться японцем, что стало бы для меня хорошей практикой. Я надел свое лучшее кимоно, сделал японский грим, использовав корабельное мыло, чтобы замазать брови. В мыле, наверное, был какой-то красящий компонент, и до конца поездки я щеголял с парой пугающих ярко-оранжевых бровей. Вайолет Фошер нарядилась поденной уборщицей – миссис Аррис, так она себя называла, и Павлову, помнится, позабавило, когда она увидела свою танцовщицу в совершенно новом амплуа. Когда впоследствии распределяли роли для балета «Тщетная предосторожность», Вайолет стала Mere Simone[64]
, и, я уверен, это произошло благодаря миссис Аррис.О кейптаунском сезоне у меня сохранились смутные и пестрые воспоминания. Не знаю, сколько приглашений мы приняли. Приемы по утрам, днем и по вечерам, посещение загородных клубов. Поездки по сельской местности, автобусные экскурсии, организованные южноафриканскими преподавателями танцев, посещения старых голландских домов и всевозможные прочие развлечения. В то же самое время было очень жарко и тяжело танцевать.
Не знаю, кто из ведущих русских танцовщиков посещал Южную Африку, но Южная Африка была готова ко встрече с Павловой. Люди по пять часов простаивали у дверей «Опера-Хаус», чтобы попасть на премьеру (и мне кажется, что все ночные простаивания у «Ковент-Гарден» с начала войны 1939 года всего лишь детские манифестации и совсем не связаны с высокой оценкой искусства). Должен отметить, что газетные отчеты было интересно читать. Требовалось время, чтобы разогреть публику в достаточной мере, чтобы получить те аплодисменты, к которым мы привыкли, но, наверное, не привыкли они. Всем нам доставил большое удовольствие сезон в Йоханнесбурге. Снова мы окунулись в активную светскую жизнь, а большая группа преподавателей танцев была готова возить нас повсюду. Неудивительно, что теперь во всем мире так много танцовщиков и хореографов из Южной Африки. Этим преподавателям было суждено создать нечто стоящее. Именно они подарили Павловой чудесный веер из перьев, вдохновивший ее на создание «Рондино». На одно из таких сборищ пригласили Обри Хитчинза, и мне посчастливилось познакомиться с Кэрри Роткугел, редактором «Санди пикториал», осуществлявшей неофициальные связи с труппой. Когда мы проводили несколько дней в Йоханнесбурге, решили устроить вечер в пользу приюта для сирот, и я с гордостью написал короткую статью о своем посещении приюта в газету Кэрри. Я предложил Павловой исполнить японский танец с масками, который так понравился ей в Токио, и она поощряла мое стремление изучить его в Сан-Франциско. Ее порадовало мое предложение, и она согласилась. У меня были с собой ноты, и я помнил танец наизусть, но не было ни костюмов, ни масок. Меня охватил такой энтузиазм, что я распаковал одно из своих кимоно и использовал его как образец, чтобы выкроить все фрагменты и сделать костюм. Я уже собирался начать вырезать маски из дерева, но, к счастью, Кэрри Роткугел узнала о моем замысле и пришла мне на помощь. Она отправила меня к театральному портному, нашла профессионального мастера по изготовлению масок, и через два дня костюм был готов. Этот вечер принес мне много волнений, поскольку я танцевал «Русский танец» с Павловой. Вечер имел большой успех, билеты стоили по две гинеи каждый, а наряды, в которые были облачены дамы, во всех деталях описали в «Йоханнесбург стар».