Но сейчас она понимала, что отец действительно чем-то сильно расстроен и хочет расслабиться. И она думала, что сбила у отца импульс к откровению, которым, впрочем, он и раньше не отличался. Но иногда под настроение он рассказывал Людмиле то, что его так беспокоило. А бывали такие моменты, когда от него невозможно было добиться и слова, хотя был нагружен информацией, которая требовала выхода. Но он молча переваривал её в себе. Дочь по-научному начинала разъяснять, что в коммуникабельный век, шквал информации способен подавлять психику, затормаживать восприятие окружавшего социального поля, что приводит людей к стрессам и депрессиям даже у крепких духом людей. Вот почему отец прибегал к спиртному, осенило Людмилу, которое снимало напряжение…
И она стала рассказывать, как в институте среди студентов физмата бытовала традиция шутливого философствования по проблемам социальной и духовной жизни человека в современном обществе. С отцом она начала приблизительно такой же разговор, чтобы как-то расположить его к откровению, какое могло неожиданно найти на Николая Сергеевича. На работе произошло такое событие, которое потрясло отца, и он долго не мог его утаивать. Но она нарочно дала ему передохнуть и собраться с мыслями. Но она боялась себе признаться, что та правда, которая открылась отцу, её неимоверно пугала…
И когда ужин был уже на столе, Людмила села напротив родителя. Николай Сергеевич откупорил бутылку коньяка и налил себе и дочери.
– Вот теперь, папа, мы можем поговорить по душам? – наконец предложила дочь, собравшись с духом.
– О чём? – рассеянно спросил Николай Сергеевич, подняв рюмку перед собой. – Ах, забыл… о документе… Но… это… думаю, уже не нужно… – выдавливал он из себя, криво хмурясь.
– Напрасно передумал, я тоже кое-что знаю, но боялась быть неправильно понятой…
– Что же ты знаешь? – удивился спокойно отец, он быстро выпил, взял снова бутылку, но она застыла под наклоном над хрустальной рюмкой, и наблюдал за реакцией дочери.
– Мать используют… против тебя. Больше такого нельзя терпеть! Я с ней завтра поговорю, что пора вам расстаться, – твёрдо отчеканила Людмила.
– И… Наташа так считает? – осторожно спросил Бобров, его лицо раскраснелось.
– Да, папа, разговаривали. Она перешла все рамки приличия, уже дальше некуда. Мы не маленькие, у нас должна быть своя личная жизнь…
– Всё, Люда, довольно, я тебя отлично понял. Ты знаешь, кто использует мать против меня? Откуда тебе это известно? – спросил отрывисто, волнуясь, Николай Сергеевич. Он-то хорошо знал тех, зарвавшихся людей. Но зачем Людмила вмешивается в опасное дело?
– Неопровержимых фактов у меня, конечно, нет. Но мать говорила о деньгах, которые якобы получает в долг… И потом бывают дома незнакомые мне люди…
– Звонили доброжелатели! – в досаде махнул он рукой. – Давали понять, что её долги повесят на меня!
– Ясно, кто-то оплачивает её развлечения, она не понимает, чем это обернётся в первую очередь против неё…
– Теневой оборот давно уже налицо. Но им всё мало, давай ещё, о их проекте я знал и всегда был против него. Документ – это результат её времяпрепровождения. А мне дали понять, что я должен уйти в отставку. В противном случае могу оказаться втянутым в их грязную игру и сделают взяточником, прикрывающим разгульную жизнь вашей матери. После всего этого… её мало убить. Я должен терпеть шантаж, запугивание? Ни за что! А кто пугает, тот сам боится. Я расскажу в райкоме, первый точно не с ними…
– И зачем, папа, подставляться, ты ещё не всё знаешь, о чём за твоёй спиной они все думают.
– Тогда в обком поеду, до Москвы дойду! А с хамами и хапугами и жуликами —мириться ненамерен! – воскликнул Бобров, сверкнув глазами, сжимая до побледнения кулаки. – На войне было намного легче, враг был известен, а эти ходят под пиджаками в звериных шкурах… – наконец он выпил коньяк и стал молча закусывать…
Глава 9
…В последующие дни в семье Бобровых произошла, говоря современным языком, разборка. Николай Сергеевич допытывался у жены: кто её друзья? Галина Егоровна, как настоящая партизанка, хранила упорное молчание или просила оставить её в покое. Николай Сергеевич запретил супруге куда-либо выходить из дому. Она, конечно, поняла, из-за чего на неё обрушился гнев мужа, и в свою защиту лишь отпускала короткие фразы. Наконец, было сказано, что с этого дня дальнейшее совместное проживание невозможно, он будет добиваться скорейшего развода. У Галины Егоровна от услышанного округлились глаза, и на секунду всё потемнело…
Бобров уехал на работу в тягостном, неприятном чувстве. Людмила также высказала матери ряд упрёков и посоветовала уехать к своей матери и прекратить подрывать авторитет отца.
– Это вы пошли на меня своим заговором! – закричала Галина Егоровна, полная отчаяния. – Да, вы… нелюди, вам нужно только положение, слава, почёт, а человек вам ничто, козявка, которую легко раздавить!
– Ах, перестань, мама, нести вздор, сколько раз тебе говорили! А ты не ведаешь, что творишь, ты не признаёшь свою вину, ты предала отца!