Дышать почти нечем. Они сплелись в клубок, лица перекошены от напряжения. Она гнет его направо и налево, он рычит и бьет головой. Она отшатывается и видит приближающегося меня.
– Кас! – кричит она сквозь стиснутые зубы. – Тебе надо убираться отсюда! Уводи всех!
– Я тебя не оставлю! – ору я в ответ.
По крайней мере, мне кажется, что ору. Адреналин кончается. Такое ощущение, что свет мигает. Но я ее не оставлю.
– Анна!
Она вскрикивает. Пока ее внимание было приковано ко мне, ублюдок отщелкнул челюсть, вцепился ей в руку и теперь вгрызается. При виде ее крови у него на губах у меня вырывается вопль. Подтягиваю ноги и прыгаю.
Я хватаю его за волосы и пытаюсь оттащить его от нее. Края проделанной мною у него на лице раны жутко хлопают при каждом движении. Вонзаю нож снова и разжимаю лезвием челюсти. Соединенными усилиями нам удается его сбросить. Он врезается в сломанную лестницу и падает ничком, оглушенный.
– Кассио, вот сейчас уходи, – говорит она мне. – Пожалуйста.
Вокруг сыплется пыль. Она что-то сделала с домом, открыв ту пылающую дыру в полу. Я это понимаю – и понимаю, что отыграть назад она не может.
– Ты идешь со мной.
Я беру ее за руку, но тащить ее – все равно что пытаться сдвинуть с места греческую колонну. Томас и Кармель уже у дверей и зовут меня, но словно из ужасного далека. Они-то выберутся. По ступеням крыльца грохочут их шаги.
А Анна посреди всего этого спокойна. Ладонь ее ложится мне на щеку.
– Я не жалею об этом, – шепчет она, и взгляд ее нежен.
Затем он становится жестким. Она отпихивает меня, отшвыривает через всю комнату туда, откуда я приполз. Качусь и чувствую тошнотворный хруст ребер. Когда удается поднять голову, вижу, что Анна направляется к обеату, по-прежнему распростертому на полу там, куда она его зашвырнула, у подножия лестницы.
Он поднимает лицо, видит ее – и боится. Он осыпает дождем ударов ее лицо и плечи, но это уже не атака. Это оборона. Отступая, она нащупывает ногой дыру в полу и проваливается в нее.
– Анна! – ору я, а дом реально начинает шататься.
Но я не могу встать. Ничего не могу – только смотреть, как она погружается все глубже, как утаскивает его за собой, а он визжит, цепляется и пытается вырваться.
Перебрасываю тело и снова ползу. Вкус крови и паники. Руки Томаса. Он пытается вытащить меня, как много недель назад, когда я впервые попал в этот дом. Но теперь кажется, что с тех пор прошло несколько лет и на сей раз я его отталкиваю. Он бросает меня и бежит к лестнице, где взывает о помощи моя мама, а дом все сотрясается. От пыли труднее видеть, труднее дышать.
«Анна, пожалуйста, взгляни на меня еще раз!» Но ее уже почти не разглядеть. Она ушла так глубоко, что только несколько волос-щупалец еще извиваются над полом. Томас возвращается, дергает и волочит меня вон из дома. Замахиваюсь на него ножом, но не всерьез, при всем моем страхе. Когда он переваливает меня через ступени крыльца, ребра мои вспыхивают при каждом толчке, и мне уже по-настоящему хочется пырнуть его. Но он это сделал. Он ухитрился дотащить меня до нашей побежденной стайки на краю двора. Мама подпирает Морврана, а Кармель скачет на одной ноге.
– Отпусти меня, – рычу я – или, по крайней мере, мне так кажется. Не пойму. Говорить получается плохо.
– Ох ты ж! – выдыхает кто-то.
Приподнимаюсь и смотрю на дом. Его заполняет красный свет. Все сооружение пульсирует словно сердце, подсвечивая ночное небо. А потом с тошнотворным хрустом обрушивается внутрь, стены втягиваются сами в себя и оседают, поднимая грибообразные облака пыли, во все стороны летят щепки и гвозди.
Кто-то накрывает меня собой, защищая от ударной волны. Но я хотел это увидеть. Я хотел увидеть ее в последний раз.
Эпилог
Вам бы в голову не пришло, что люди поверят, будто нас всех так потрепало – и таким занятно разнообразным образом – при нападении медведя. Особенно учитывая, что у Кармель отметина на бедре в точности совпадает с ранами, обнаруженными на месте самого жуткого преступления в новейшей истории. Но я не устаю удивляться тому, во что способны поверить люди.
Медведь. Ага. Медведь укусил Кармель за ногу, а меня зашвырнул на дерево, после того как я героически попытался стащить его с нее. И Морврана. И Томаса. Никого, кроме Кармель, не покусал и не поцарапал, а мама моя вообще не пострадала, но, видать, и не такое бывает.
Мы с Кармель все еще в больнице. Ей понадобилось наложить швы, а сейчас она проходит курс прививок от бешенства, что мерзко, но такова цена нашего алиби. Морврана и Томаса даже не обследовали. Я лежу в кровати с забинтованной грудиной и стараюсь дышать правильно, дабы не заработать воспаление легких. Из-за ферментов печени мне делают переливание крови, потому что, когда меня привезли, цветом я напоминал банан, но повреждений не нашли. Все функционировало нормально.