Аннабель

Чарли молчала.

– Ты слушаешь?

– Да.

– Давай созвонимся чуть позже?

– Хорошо.

Чарли закончила разговор. Вообще-то она собиралась рассказать Андерсу о своих открытиях, сделанных в последние сутки, но теперь передумала. Зачем? Похоже, это все-таки не имеет отношения к следствию. Достаточно того, что она сама обо всем этом знает.

53

На следующий день пошел дождь. Впервые бог знает за сколько лет Чарли проснулась выспавшейся. Долгое время она лежала, прислушиваясь к успокоительному звуку капель, стучащих по крыше. «Сегодня я поеду к Бетти», – подумала она.

На кладбище не было ни души. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Воздух казался прозрачным и свежим. Чарли шла по аккуратно подметенным дорожкам и читала надписи на камнях. Надгробья, которые ее интересовали в детстве, она помнила до сих пор. Это были маленькие белые кресты на детских могилках, семейный склеп со стихотворением Ферлина.

Даже маленькой серой птички,
Поющей песни в ветвях,
Я на той стороне не увижу,
Оттого в моем сердце страх.

Чарли не удержалась, подошла и отковыряла кусок зеленого мха, закрывавшего последнее слово стихотворения. А теперь ей предстояло дойти до каштана, росшего возле самой ограды кладбища, – того места, где покоилась Бетти Лагер.

Долго разглядывала она голубя на камне. Памятник был покрыт белым птичьим пометом. Бетти не желала ни голубя, ни памятника, ни слов о скорби. Ведь ее пепел будет развеян над морем! Однако теперь все было на месте – и памятник, и голубь, даты рождения и смерти, и надпись: «Бетти Лагер – любим, скорбим». А кто, собственно говоря, занимался похоронами? Этого Чарли не помнила. Первое время после смерти Бетти прошло для нее как в тумане.

Перед памятником не было ни цветов, ни свечей, лишь какое-то кустообразное растение, которое, похоже, сажали на всех могилах, за которыми не ухаживали родственники. Перебравшись через ограду кладбища, Чарли собрала большой букет розовых и фиолетовых люпинов. Потом сходила к крану и наполнила водой высокий кувшин, который можно было закопать в землю. Когда кувшин был установлен на место, она села возле памятника, провела пальцем по буквам, которыми было написано имя Бетти.

«Бетти Лагер, – подумала она. – Лучше бы ты сказала правду. Может быть, я лучше поняла бы тебя, если бы ты рассказала мне все, как есть». Потом она подумала, что это ерунда. Расскажи Бетти всю правду, это лишь осложнило бы дело. Как она, сама еще ребенок, могла бы смириться с тем фактом, что ее мать убила ребенка? Даже сейчас, во взрослом возрасте, это трудно переварить.

Кто ты, Бетти Лагер? Кто ты на самом деле, Роза Маннер?

В одной из вырезок было написано о трагической жизни юных преступниц – пьянство, болезнь, предательство со стороны общества. Но Чарли подумала, что это слишком простое объяснение. В мире есть миллионы детей, которых бросают на произвол судьбы родители и общество, однако от этого они не становятся убийцами. В Бетти таилась тьма. Есть ли она во мне? Неужели я такая, как Бетти?

«Нет, – подумала она. – Нет, нет, нет! Я не Бетти Лагер. Я не такая, как она».

Когда несколько часов спустя Чарли вернулась в Люккебу, на стуле у входа сидел Юхан.

– Похоже, у тебя хобби – являться в гости без приглашения.

– Сожалею, что я тебе мешаю. Просто это место… оно действует на меня успокаивающе.

– Чудесно, что это место может оказывать на людей такое воздействие, – усмехнулась Чарли, садясь на другой стул рядом с ним.

– А что будет теперь? – спросил Юхан.

Чарли пожала плечами, не понимая до конца, о чем он.

– Наверное, мы можем встретиться? – продолжал он. – Я имею в виду – когда вернемся в Стокгольм. Попить кофе, типа того.

– Конечно, – ответила Чарли. – Конечно, можем, ведь мы почти брат с сестрой.

– Я рад тому, что мы не брат с сестрой.

Чарли улыбнулась ему и подумала, что надо бы и ей сказать что-нибудь в этом духе, однако это было бы слишком… слишком предсказуемо.

54

– Ты несешься, как ненормальная, – сказал Андерс.

– Тебе просто завидно, – ответила Чарли.

– Чему мне завидовать? Что я не вожу машину, как сумасшедший подросток?

– Что ты боишься обгонять, что ты всегда перестраховываешься, что ты рывками давишь на сцепление…

– Ты все еще сердишься на меня, да?

– Не на тебя, – ответила Чарли. – Больше всего я сержусь сама на себя.

– Прости себя, – сказал Андерс.

– Юнас Гардель?

– Что?

– То, что ты сейчас сказал, – прости себя. В молодые годы у меня это было как мантра, чтобы успокоить нервы, когда я… чувствовала себя никчемной: «За все, что ты ненавидишь в себе, – прости себя». Мне кажется, это написал Юнас Гардель.

– А я даже не подозревал, что он пишет. Думал, он просто стендап-комик.

– О боже мой! – воскликнула Чарли.

– Ну и как, помогала тебе эта фраза? – спросил Андерс, улыбаясь.

– Нет, – ответила она. – Мне всегда было трудно прощать.

– Себя или других?

– И себя, и других.

На заднем сиденье раздалось мяуканье.

– Эта идея с котом Чалле точно не понравится, – сказал Андерс. – Ты ведь знаешь, что у него аллергия на шерсть?