Те, изъявляя покорность и признавая, что упреки
Германика справедливы, принимаются умолять его покарать виновных, простить
заблуждавшихся и повести их на врага; пусть он возвратит супругу, пусть вернет
легионам их питомца и не отдает его галлам в заложники. Он ответил, что
возвратить Агриппину не может ввиду приближающихся родов и близкой зимы, сына
вызовет, а что касается прочего, то пусть они распорядятся по своему
усмотрению. Совершенно преображенные, они разбегаются в разные стороны и,
связав вожаков мятежа, влекут их к легату первого легиона Гаю Цетронию, который
над каждым из них в отдельности следующим образом творил суд и расправу.
Собранные на сходку, стояли с мечами наголо легионы; подсудимого выводил на
помост и показывал им трибун; если раздавался общий крик, что он виновен, его
сталкивали с помоста и приканчивали тут же на месте. И воины охотно предавались
этим убийствам, как бы снимая с себя тем самым вину; да и Цезарь не
препятствовал этому; так как сам он ничего не приказывал, на одних и тех же
ложились и вина за жестокость содеянного, и ответственность за нее. Ветераны,
последовавшие примеру легионеров, вскоре были отправлены в Рецию под предлогом
защиты этой провинции от угрожавших ей свебов, но в действительности — чтобы
удалить их из лагеря, все еще мрачного и зловещего столько же из-за суровости
наказания, сколько и вследствие воспоминания о свершенных в нем преступлениях.
Затем Германик произвел смотр центурионам. Каждый вызванный императором[79] называл свое имя, звание, место
рождения, количество лет, проведенных на службе, подвиги в битвах и, у кого они
были, боевые награды. Если трибуны, если легион подтверждали усердие и
добросовестность этого центуриона, он сохранял свое звание; если, напротив, они
изобличали его в жадности или жестокости, он тут же увольнялся в отставку.
45.
Так были улажены эти дела, но не меньшую угрозу
составляло упорство пятого и двадцать первого легионов, зимовавших у
шестидесятого милиария[80], в месте,
носящем название Старые лагеря[81]. Они
первыми подняли возмущение; наиболее свирепые злодеяния были совершены их
руками; возмездие, постигшее товарищей по оружию, их нисколько не устрашило, и,
не проявляя раскаяния, они все еще были возбуждены и не желали смириться. Итак,
Цезарь снаряжает легионы, флот, союзников, чтобы отправить их вниз по Рейну,
решившись начать военные действия, если мятежники откажутся повиноваться.
46.
А в Риме, где еще не знали о том, каков был исход
событий в Иллирии, но прослышали о мятеже, поднятом германскими легионами,
горожане, охваченные тревогой, обвиняли Тиберия, ибо, пока он обманывал сенат и
народ, бессильных и безоружных, своей притворною нерешительностью,
возмутившихся воинов не могли усмирить два молодых человека, еще не
располагавших нужным для этого авторитетом. Он должен был самолично во всем
блеске императорского величия отправиться к возмутившимся; они отступили бы,
столкнувшись с многолетнею опытностью и с высшей властью казнить или миловать.
Почему Август в преклонном возрасте мог столько раз посетить Германию, а
Тиберий во цвете лет упорно сидит в сенате, перетолковывая слова сенаторов? Для
порабощения Рима им сделано все, что требовалось; а вот солдатские умы
нуждаются в успокоительных средствах, дабы воины и в мирное время вели себя
подобающим образом.
47.
Тиберий, однако, к этим речам оставался глух и был
непреклонен в решении не покидать столицу государства и не подвергать
случайностям себя и свою державу. Ибо его тревожило множество различных
опасений: в Германии — более сильное войско, но находящееся в Паннонии — ближе;
одно опирается на силы Галлии, второе угрожает Италии. Какое же из них посетить
первым? И не восстановит ли он против себя тех, к которым прибудет позднее и
которые сочтут себя оскорбленными этим? Но если в обоих войсках будут
находиться сыновья, его величие не претерпит никакого ущерба, ибо чем он дальше
и недоступнее, тем большее внушает почтение. К тому же молодым людям
простительно оставить некоторые вопросы на усмотренье отца, и он сможет либо
умиротворить, либо подавить силою сопротивляющихся Германику или Друзу. А если
легионы откажут в повиновении самому императору, где тогда искать помощи?
Впрочем, он избрал себе спутников, точно вот-вот двинется в путь, подготовил
обозы, оснастил корабли и, ссылаясь то на зиму, то на дела, обманывал некоторое
время людей здравомыслящих, долее — простой народ в Риме и дольше всего —
провинции.