Затем осуждается обвиняемый, испытавший
всевозможные удары судьбы и все же навлекший на себя справедливую ненависть
многих, невзирая на что его осуждение возбудило некоторое недоброжелательство к
Сенеке. Это был Публий Суиллий, в правление Клавдия внушавший страх и известный
своею продажностью обвинитель, который с переменою обстоятельств не был
низвергнут в той мере, как хотелось бы его недругам, но предпочел, чтобы в нем
видели скорее злодея, чем молящего о прощении. Считали, что именно ради того,
чтобы можно было его покарать, были подтверждены сенатский указ и мера
наказания по закону Цинция в отношении произносящих судебные речи за деньги.
Этот Суиллий не воздерживался от жалоб и поношений и не только вследствие
необузданности своего нрава, но также и потому, что, достигнув преклонного
возраста, не находил нужным стесняться в словах и бранил Сенеку за
неприязненность к приближенным Клавдия, при котором он был с полным основанием
отправлен в изгнание. Погрязший в нудных занятиях с не искушенными в жизненном
опыте юношами, Сенека исходит, говорил он, от зависти к тем, кто использует
живое и неиспорченное украшательством красноречие для судебной защиты
сограждан. Сам Суиллий был квестором у Германика, тогда как Сенека —
прелюбодеем в его семье[30]. Или, быть
может, более суровому порицанию подлежит тот, кто по доброй воле тяжущихся
получает от них честно заработанное вознаграждение, нежели соблазнитель,
проникающий в спальни женщин из дома принцепсов? Благодаря какой мудрости,
каким наставлениям философов Сенека за какие-нибудь четыре года близости к
Цезарю нажил триста миллионов сестерциев? В Риме он, словно ищейка, выслеживает
завещания и бездетных граждан, Италию и провинции обирает непомерною ставкою
роста; а у него, Суиллия, скромное, приобретенное его личным трудом состояние.
Он охотнее вынесет обвинение, опасности, все что угодно, чем, позабыв о своем
давнем и им самим добытом достоинстве, станет заискивать перед внезапно
разбогатевшим выскочкой.
43.
Нашлись люди, которые в точности или сгустив краски
пересказали его слова Сенеке. И вот подысканные обвинители донесли, что,
управляя провинцией Азией[31], Суиллий
грабил союзников и расхищал государственную казну. Но так как для расследования
этого дела они потребовали годичного срока, представилось предпочтительным
начать с преступлений, совершенных Суиллием в самом Риме, свидетели которых
были налицо. Обвинители утверждали, что непомерностью предъявленного им
обвинения Суиллий вынудил Квинта Помпония примкнуть к поднявшим
противоправительственный мятеж[32], что
дочь Друза Юлия и Сабина Поппея были доведены им до смерти, что он оговорил
Валерия Азиатика, Лузия Сатурнина, Корнелия Лупа[33], что по его наветам была осуждена тьма римских
всадников, и вообще вину за все жестокости Клавдия возлагали на него одного. В
защитительной речи Суиллий заявил, что ни одно из перечисленных дел не было
начато им по собственному почину и он лишь выполнял приказания принцепса; в
этом месте, однако, Цезарь прервал его, сказав, что, судя по запискам отца, не
было ни одного случая, чтобы обвинение против кого-либо было выдвинуто по его
настоянию. Тогда Суиллий стал ссылаться на приказания Мессалины, и тут
приводимые им в свое оправдание доводы утратили убедительность: почему этой
кровожадной распутницей был избран именно он, а не кто другой, чтобы служить ей
своим красноречием? Исполнители злодеяний, получившие плату за свои
преступления и старающиеся свалить эти преступления на других, подлежат
строжайшему наказанию. Итак, по изъятии у Суиллия части имущества (ибо другая
часть оставлялась сыну и внучке, равно как и то, что было ранее получено ими по
завещанию матери и бабки) его ссылают на Балеарские острова, не сломленного
духом ни во время столь опасного для него судебного разбирательства, ни после
вынесения приговора; говорили, что он скрашивал свое уединенное существование,
живя в неге и роскоши. И когда обвинители, из ненависти к отцу, выступили
против сына его Неруллина, предъявив ему обвинение по закону о вымогательствах,
принцепс воспротивился этому, сочтя наложенную на Суиллия кару достаточной.