Но Корбулона не столько заботило вероломство
врагов, сколько небоеспособность собственных воинов; перемещенные из Сирии
легионы, обленившись за время долгого мира, с величайшею неохотою несли
лагерные обязанности. Хорошо известно, что в этом войске не были редкостью
ветераны, ни разу не побывавшие в боевом охранении или ночном дозоре,
разглядывавшие лагерные вал и ров как нечто невиданное и диковинное,
отслужившие свой срок в городах, не надевая ни шлемов, ни панцирей, щеголеватые
и падкие до наживы. Итак, уволив тех, кто был непригоден по старости или
болезни, Корбулон потребовал пополнений. Были проведены наборы в Галатии и
Каппадокии и, сверх того, переброшен из Германии легион[28] с приданной ему вспомогательной конницей и такой же
пехотою. Корбулон держал все войско в зимних палатках, хотя зима была столь
суровою, что земля покрылась ледяной коркою и, чтобы поставить палатки,
требовалось разбивать смерзшуюся почву. Многие отморозили себе руки и ноги,
некоторые, находясь в карауле, замерзали насмерть. Рассказывали об одном воине,
несшем вязанку дров; кисти рук у него настолько примерзли к ноше, что, когда он
ее опустил, отвалились от рук, которые остались у него изувеченными. Сам
Корбулон, в легкой одежде, с непокрытой головой, постоянно был на глазах у
воинов, и в походе, и на работах, хваля усердных, утешая немощных и всем
подавая пример. Но так как многие не хотели выносить суровость зимы и тяготы
службы и дезертировали, ему пришлось применить строгость. Он не прощал, как
было принято в других армиях, первых проступков, но всякий, покинувший ряды
войска, немедленно платился за это головою. Эта мера оправдала себя и оказалась
целительной и более действенной, чем снисходительность, и беглецов из лагеря
Корбулона было значительно меньше, чем в армиях, где провинившиеся могли
рассчитывать на прощение.
36.
Продержав легионы в лагере, пока не установилась
весна, Корбулон расположил в подходящих местах отряды вспомогательных войск,
приказав им не вступать первыми в битву с противником. Начальником над этими
сторожевыми постами он поставил Пакция Орфита, имевшего звание центуриона
первого манипула. И хотя тот написал ему, что варвары ведут себя крайне
беспечно и представляется случай для успешных боевых действий, полководец
распорядился не выходить за пределы сторожевых постов и дожидаться прибытия
подкреплений. Однако после того как к нему подошло несколько конных отрядов, по
неопытности требовавших сражения, Пакций, нарушив приказ, сразился с врагами и
был разбит. Двигавшиеся к нему подкрепления были устрашены его разгромом к
обратились в бегство, — каждый отряд в свой лагерь. Известие о случившемся
разгневало Корбулона: разбранив Пакция, префектов и воинов, он приказал им
расположиться за лагерным валом и некоторое время держал их там опозоренными
столь унизительным наказанием, пока, снизойдя к просьбам остального войска, не
даровал им прощения.
37.
Между тем Тиридат, поддержанный не только
клиентами, но и братом своим, царем Вологезом, начал тревожить Армению уже не
исподтишка совершаемыми набегами, но открытой войною, разорял тех, в ком видел
приверженцев римлян и, если, против него высылались воинские отряды,
уклонившись от встречи с ними, производил то здесь, то там неожиданные налеты,
больше сея страх шедшей о нем молвой, чем боевыми делами. И вот Корбулон, долго
и тщетно искавший сражения и вынужденный по примеру врагов рассредоточить
военные действия, распределяет свои силы между легатами и префектами, с тем
чтобы они сразу во многих местах вторглись в Армению. Вместе с тем он склонил
царя Антиоха напасть на ближайшие к нему области. Да и Фарасман, умертвив
своего сына Радамиста якобы за предательство, старался доказать нам свою
преданность и начал решительнее действовать против армян, к которым питал
давнюю ненависть. Тогда же впервые были вовлечены в союз с нами мосхи, и этот
народ, и поныне являющийся наиболее верным союзником римлян, устремился в
глухую и труднодоступную часть Армении. Таким образом, замыслы Тиридата
обернулись против него самого, и он стал направлять к Корбулону послов, чтобы
те от его имени и имени парфян спросили римского полководца, ни каком основании
после недавней выдачи Вологезом заложников[29] и возобновления договора о дружбе, который, казалось,
сулил ему новые каши благодеяния, он изгоняется из Армении, давнего своего
владения. Да и Вологез еще ничего не предпринял именно потому, что они
предпочитают разрешать споры посредством переговоров, а не силой оружия; но,
если им навяжут войну, у Арсакидов не будет недостатка ни в доблести, ни в
военном счастье, в чем не раз могли убедиться терпевшие от них поражения
римляне. В ответ на это Корбулон, знавший, что Вологеза задерживает мятеж в
Гиркании, посоветовал Тиридату обратиться со своей просьбой к Цезарю: он сможет
без кровопролитной войны обеспечить себе прочную власть, если откажется от
слишком далеко заходящих и несбыточных надежд и будет добиваться того, что
достижимо и чему следует отдать предпочтение.