За Поппеем Сабином была сохранена провинция Мезия с
добавлением еще Ахайи и Македонии. И вообще у Тиберия было обыкновение
удерживать большинство должностных лиц во главе тех же войск и тех же
гражданских управлений. Объясняют это по-разному: одни говорят, что он оставлял
в силе свои назначения из нежелания затруднять себя дополнительными заботами,
некоторые — что делал это по злобе, чтобы не расточать милостей многим; есть и
такие, которые полагают, что, будучи весьма проницателен умом, он был столь же
нерешителен в суждениях. С одной стороны, он не выказывал предпочтения
добродетелям, а с другой — ненавидел порочность: в выдающихся людях он видел
опасность для себя, в дурных — общественное бесчестье. В этих колебаниях он
дошел до того, что не раз поручал провинции тем, кого не согласился бы
выпустить из Рима.
81.
Что касается консульских выборов, происходивших
тогда впервые при этом принцепсе и всех последовавших за ними в годы его
правления, то я едва ли решусь сказать по этому поводу что-либо определенное:
до того разноречивы сведения не только у писавших о них, но и содержащиеся в
речах самого Тиберия. Иногда, не называя имен кандидатов, он с такими
подробностями говорил об их происхождении, образе жизни, проделанных ими
походах, что всем было ясно, о ком идет речь; иногда, воздерживаясь даже и от
таких объяснений, он увещевал кандидатов не осложнять выборов происками и
подкупом и давал обещание взять на себя заботу об их избрании. В большинстве
случаев он утверждал, что о своем желании выступить соискателями ему заявили
лишь те, чьи имена он сообщил консулам; могут сделать подобное заявление и
другие, если рассчитывают на общее расположение и свои заслуги; но это были
красивые слова, на деле пустые и исполненные коварства, и чем больше в них было
видимости свободы, тем большее порабощение они с собою несли.
Книга II
1.
В консульство Сизенны Статилия (Тавра) и Луция
Либона было нарушено спокойствие в царствах Востока и в римских провинциях.
Началось с парфян, которые, испросив у Рима и получив оттуда царя, гнушались
им, как чужестранцем, невзирая на то, что он принадлежал к роду Арсакидов. Это
был Вонон, отданный Фраатом в заложники Августу. Ибо Фраат, хотя он и изгнал
римское войско и его полководцев[1], все же
оказывал Августу всяческое почтение и ради укрепления дружбы отослал к нему
часть своего потомства[2] не столько из
страха пред нами, сколько из недоверия к своим соплеменникам.
2.
После смерти Фраата и следовавших за ним царей
парфянская знать вследствие кровавых междоусобиц направила в Рим послов,
призвавших на царство старшего из детей Фраата — Вонона. Цезарь[3] воспринял это как дань высокого уважения к
себе и возвысил Вонона богатыми дарами. Варвары встретили его ликованием, как
это чаще всего бывает при воцарении новых властителей. Вскоре, однако, их
охватил стыд: выродились парфяне; на другом конце света вымолили они себе царя,
отравленного воспитанием во вражеском стане; трон Арсакидов уже предоставляется
наравне с римскими провинциями. Где слава тех, кто умертвил Красса, изгнал
Антония, если раб Цезаря, на протяжении стольких лет прозябавший в неволе,
повелевает парфянами? Да и сам Вонон давал пищу этой враждебности: чуждый
обычаям предков, он редко охотился и был равнодушен к конным забавам; на улицах
городов появлялся не иначе как на носилках и пренебрегал такими пирами, какими
они были на его родине. Вызывали насмешки и его приближенные греки, и то, что
любая безделица из его утвари хранилась под замком и опечатанной. Его
доступность, ласковость и доброжелательность — добродетели, неведомые у парфян,
— были, на их взгляд, не более чем пороками; и поскольку все это было несходно
с их нравами, они питали равную ненависть и к дурному, и к хорошему в нем.
3.
Итак, они вызывают Артабана, по крови Арсакида,
выросшего среди дагов; разбитый в первом сражении, он собирает новые силы и
овладевает Парфянским царством. Побежденный Вонон укрылся в Армении, которая
тогда оставалась без государя и, находясь между могущественными державами
парфян и римлян, была в отношении нас ненадежна вследствие бесчестного поступка
Антония, завлекшего под личиною дружбы, затем бросившего в оковы и, наконец,
предавшего смерти армянского царя Артавазда. Его сын Артаксий, враждебный нам в
память отца, обезопасил себя и свое царство, опираясь на мощь Арсакидов. После
того как Артаксий был предательски убит родичами, Цезарь дал армянам Тиграна,
которого возвел на престол Тиберий Нерон[4]. Но ни царствование Тиграна, ни царствование его детей,
соединившихся по чужеземному обычаю в браке и правивших сообща[5], не были длительными.