Аномальная зона

Правда, как доносила Ягоде агентура из окружения вождя, видимо, предупреждённый кем-то Иосиф дарил теперь сподвижникам только один и тот же свой снимок. На нём он был запечатлён вполоборота, раскуривающим трубку. Знатоки уверяли, что лично подаренные объектом портреты и фото пригоднее прочих для инвольтирования. Однако именно на этом снимке вождь был наиболее защищён! Самые уязвимые в магическом ритуале части тела – сердце и глаза – были прикрыты, а внешний энергетический контур защищал огонь спички, отчётливо видимый на фотографии.

Ягода, только что расставшийся с Чадовым, которого увезло всё то же такси из ОГПУ, опять скептически хмыкнул. Чёрт знает чем приходится заниматься на этой расстрельной должности! Но если хочешь уцелеть, обставить дело так, чтобы расстреляли не тебя, а других, нужно знать больше них, вникать во всё, что казалось невероятным вчера, а сегодня —уже абсолютно достоверный, доказанный наукой и подкреплённый агентурными сведениями, факт…

А потому скрепя сердце дальновидный Генрих Григорьевич санкционировал в своё время даже экспедиции, которые предприняли люди Бокия на Тибет, где искали таинственную Шамбалу, и на Кольский полуостров, на котором, по уверению некоторых учёных, находилась прародина человечества – Гиперборея, или, по-иному, Арктея. Но ничего путного, имеющего научную ценность, так и не нашли. Сталин, узнав об этих изысканиях, учинил Ягоде разнос, однако спасла чекиста от обвинения в бесцельном разбазаривании народных средств вовремя представленная вниманию вождя папочка. Из собранных в ней сообщений наших заграничных резидентов следовало, что фашисты активно ведут поиски в том же направлении и практически в тех же географических точках. Сталин, ознакомившись с донесениями, попыхтел сердито трубкой:

– Савсем эти буржуазные мистики с ума сошли, понимаешь… Харашо. Работайте. Саветская власть должна иметь… приоритетные достижения везде… Даже в разоблачении такой лженаучной хрэнатени…

Так что, попивая чаёк из разгорячённого самовара, соображал Ягода, в шараге Бокия вполне найдётся место и харьковскому профессору. Пусть Глеб, старый чекист, большевик-ленинец, в своей лаборатории лично проконтролирует изыскания Чадова. Ну а если они закончатся пшиком… Что ж, тогда обманувший доверие партии и органов авантюрист Бокия, погрязший в лженаучных экспериментах, ответит перед народом за потраченные впустую финансовые и человеческие ресурсы!

6

Через две недели профессор Чадов переехал в Москву. Ему выделили комнату в старинном купеческом особняке, наспех перепланированном под коммунальные квартиры и населённом плотно, как вокзальный зал ожидания, но жить Степан Кузьмич там не стал. Он лишь повесил на вбитый в белёную стену гвоздик свой парадный костюм-тройку, накинув его на деревянные плечики, и убыл в один из пригородов столицы, где определили место дислокации сразу же засекреченной лаборатории.

Располагалась она в тюрьме. Глухой трехметровый забор из красного прокопчённого кирпича, с рядами колючей проволоки поверху и вышками часовых по углам периметра надёжно укрывал не только унылые бараки, где обитали заключенные, но и цеха промзоны. В одном из производственных корпусов – одноэтажном здании с огромными грязными окнами – и разместилась лаборатория. Её, в свою очередь, отгородили от территории остальной зоны ещё одним деревянным забором, щедро опутанным колючкой и спиралями «егозы», с прочно запертыми воротами и будкой часового – вахтой с ничего не говорящей непосвящённому табличкой при входе: «Локальный участок №5. Вход только по спецпропускам».

Работа под крышей ОГПУ раскрыла перед профессором необычайно широкие возможности. Все поданные им заявки удовлетворялись полностью и в кратчайшие сроки. Вскоре огромное помещение бывшего кузнечного цеха приобрело вполне научный, академический вид. Фанерные и стеклянные перегородки поделили пространство на сектора, лаборатории и кабинеты. Завезли мебель. Стеклянные полки шкафов и металлические, выкрашенные белой эмалью стеллажи заполнились оборудованием – мощными микроскопами, муфельными печами, термостатами, ретортами, банками и пробирками. На столах на огне спиртовок булькали и пузырились в жаропрочных колбах разноцветные жидкости, ядовитый дым от которых улавливала и откачивала вытяжная вентиляция.

В тёмном, хорошо освещённом подвале, переоборудованном под виварий, в просторных клетках сновали беспокойно в предчувствии своей незавидной участи собаки, морские свинки, мыши и крысы. Печалились, просовывая сквозь прутья ладошки за подаянием, человекообразные обезьяны, а по стенам в шкафах из наполненных спиртом и формалином стеклянных банок лупили мёртвые глаза ужасные, не имеющие аналогов в природе, создания: хомячки с крысиными мордами, кошка с собачьими лапами и завёрнутым кверху бубликом хвостом. И даже синюшный поросёнок с мордочкой, до жути напоминающей детское личико.