Аномальная зона

– Россия-ни-и… – презрительно скривив губы, процедил опер. – Развели демократию, идеалы Октября за колбасу заморскую, за жратву продали!

– Я не продавал, – жалко улыбнулся Иван Михайлович. – То есть… не нарочно. Меня обманули, сбили с пути, опутали…

– Кто? – встрепенулся старлей.

– Попутчик. Этот, как его… Японский шпион Фролов. Но это я только теперь узнал, что он японский шпион. А до того, как вы мне глаза раскрыли, считал, что он обыкновенный милиционер. А он мне, шпион то есть, и говорит: пойдём, говорит, в тайгу. Мне, говорит, надо выяснить, кто золото незаконно в Гиблой пади промышляет…

– А вот с этого места подробнее, пожалуйста, – насторожился опер. – Он говорил, откуда про золото знает, про то, что здесь его добыча ведётся?

– Да не-е… У них же всё секретно, у шпионов-то. Особенно японских. Он при оружии шёл. С пистолетом. Ну, и нам не рассказывал ничего, мне и Студейкину то есть, к кому идёт и зачем…

– А второй, Студейкин?

– Этот, гражданин начальник, тоже подозрительный тип. Всё снежного человека искал. А я думаю – врёт. У него и шпионская аппаратура имелась – фотоаппарат, карта, компас…

– Ну-ну, – кивал поощрительно старлей, быстро записывая в блокнот околесицу, что нёс ему перепуганный до смерти Богомолов.

Четверть часа спустя оперативник с удовлетворением захлопнул блокнот:

– Хорошо, Иван Михайлович. Рад, что мы в вас не ошиблись. Мне майор Выводёров так и сказал, посылая к вам на беседу. Мол, чую я, что где-то в глубине души он наш человек! Хотя и писатель.

– Да какой я писатель! – покаянно всхлипнул, утирая рукавом больничной пижамы набежавшие некстати слёзы, Богомолов. – Так, балуюсь иногда…

– Ничего, писатели нам тоже нужны, – снисходительно кивнул старший лейтенант. – Мы здесь, в лагере, можно сказать, последний оплот советской власти отстаиваем. В неравном бою – у нас каждый штык на учёте. Вот и давайте вместе, плечом к плечу, в одном строю утверждать светлые идеи всеобщего равенства и свободы, защищать трудящихся от гнета капитализма! Предлагаю вам, как бывшему чуждому элементу, надеюсь, твёрдо теперь вставшему на путь исправления, искупить свою вину перед обществом добросовестным сотрудничеством с оперчастью!

– Я согласен, – дрогнувшим от волнения голосом воодушевлённо сказал писатель и даже, пересилив слабость, приподнялся с подушки…

Он окрыленно подумал, что после этого разговора у него начнётся другая жизнь. Его наверняка заберут из тоскливого, провонявшего лекарствами лазарета, признают своим и примут в ряды вохры, накормят, переоденут в форму, присвоят специальное звание – сержанта, к примеру, а то и, бери выше, лейтенанта дадут, у него же «верхнее» образование всё-таки, а это не хухры-мухры, офицерский чин полагается. И берегись тогда, бригадир с дубьём! Лейтенант Богомолов тебе, суке, лично именную тачку вручит, самую тяжёлую, объёмом с полкуба, чтоб колесо заржавленное непременно, некрутящееся и некатящееся…

– Согласен выполнить любое ваше задание! – сел, скрипнув пружинами койки, Иван Михайлович.

Старший лейтенант одобрительно посмотрел на него:

– Вы в партии состояли?

– В какой? – брякнул писатель, а потом спохватился: какая же может быть, по понятиям этого чекиста, партия, кроме ВКП (б): – Нет, – с сожалением качнул он травмированной головой. – По возрасту не успел. Перестройка, знаете ли, грянула, всё посыпалось. А вот комсомольцем был.

– Хорошо, – серьёзно кивнул опер. – А раз так, то должны помнить: комсомолец всегда, при любых обстоятельствах, должен оставаться надёжным помощником партии! Бывших комсомольцев, как и коммунистов, не бывает. И вам, комсомолец Богомолов, в этих непростых, прямо скажем, тяжёлых условиях партия поручает задание особой важности. Помните, как в Великую Отечественную войну наши разведчики проникали глубоко в тыл врага, работали в подполье, внедрялись в структуры вермахта и собирали ценную для советского правительства информацию? Вот и вам, Иван Михайлович, предстоит в качестве глубоко законспирированного агента, нашего секретного сотрудника, жить и работать среди заключённых. Вы будете собирать интересующую нас информацию и сообщать нам о процессах, происходящих в бригаде, своевременно сигнализировать о подрывной деятельности отдельных осуждённых, о фактах антисоветской агитации и пропаганды, случаях саботажа, членовредительства, готовящихся побегах и преступлениях…

– Пристукнут они меня, – обречённо понурился писатель, надежды которого вырваться из барачного ада развеялись, как утренний туман над болотом. – Да и работать на карьере я не смогу. И раньше еле управлялся с тачкой, а теперь… – потрогал он демонстративно повязку на голове, – тем более…

– С трудоустройством мы порешаем, – обнадёжил его старший лейтенант. – Жить будете в бараке, а работать – в библиотеке. У нас там как раз вакансия есть. Для писателя. Да, вот ещё. Небольшая формальность. – Он извлёк из блокнота сложенный вдвое листок с машинописным текстом и протянул Богомолов.