Аномальная зона

«То-то же! – не без злорадства подумал правозащитник, улыбаясь ответно и благосклонно кивая. – Давеча шлёпнуть меня хотели, кишку в желудок толкали, а теперь в струнку тянетесь! Нет, есть, конечно, и в тоталитарном способе управления свои преимущества…»

По широкой, покрытой красной ковровой дорожкой лестнице, Эдуард Аркадьевич с Октябриной прошествовали в банкетный зал.

Просторное помещение было залито золотым светом. Сияла солнечными лучами огромная, на сотню, не меньше, лампочек, люстра на потолке, сверкали золотые погоны, звёзды и лычки на парадных кителях приглашённых, золотились серьги, кольца, браслеты и цепочки на дамах, посуда на длинном, человек на сто, не меньше, столе, тарелки, вазы и рюмки, похоже, тоже были из золота. Народ толпился в части зала, свободной от столов. Пол здесь был выстлан хорошо надраенным паркетом тёплого, медового цвета.

Опять грянула музыка – старинный марш кавалеристов Будённого. Оркестр, состоящий из двух десятков музыкантов в полосатой зековской униформе, располагался на балконе, над головами гостей, и наяривал рьяно, старательно дуя в трубы, пронзительно визжа скрипками, бухая тяжело барабанами и звякая медными тарелками так, что закладывало уши.

Внезапно музыка смолкла, и наступила полная, звенящая от напряжения тишина, испугавшая Эдуарда Аркадьевича.

После пережитого ужаса падения, кошмарного пробуждения в камере, имитации расстрела, всё произошедшее с ним впоследствии – счастливое избавление от рук свирепых тюремщиков, встреча с дедушкой, Октябрина, зал вот этот, сияющий золотом, казались Марципанову призрачными, нереальными, следующей фазой сумбурного сна, который вновь может прерваться в любую минуту, и он опять проснётся в страшной полутёмной клетке с вонючей парашей в углу и баландой в глиняной миске на привинченном к полу деревянном столе…

Правозащитник вздрогнул от этих мыслей, плотнее прижался к Октябрине, чувствуя её восхитительно округлый, такой мягкий и тёплый, реальный вполне бок, ощутил себя увереннее, словно пловец в открытом океане, оказавшийся за бортом в ледяных, бушующих яростно волнах и ухватившийся вдруг за подвернувшийся кстати спасательный круг…

Лица собравшихся слились перед взором Эдуарда Аркадьевича в мутные, неразличимо колеблющиеся над сияющими золотом погонами и раритетными нарядами дам пятна, он не знал и не узнавал из них никого и, самое главное, не видел дедушки, словно на балу привидений оказался, как в известном фильме режиссёра Сокурова «Ковчег», довольно тягомотном, впрочем, и так ни разу и недосмотренным до конца…

Он ещё крепче вцепился в локоток Октябрины, так, что она ойкнула тихонько и, склонив голову, прошептала, щекотя локоном потный висок правозащитника:

– Экий вы силач, право слово… Вы мне, товарищ Марципанов, так руку сломаете…

В этот момент на середину зала вышел худой и длинный человек с подполковничьими звёздами на погонах. Правозащитник узнал в нём того, кто командовал его расстрелом. Подполковник поднял руку с забинтованным толсто пальцем и, прищёлкнув каблуками начищенных до зеркального блеска сапог, воскликнул:

– Товарищи офицеры! – и все мундиры в толпе тоже вытянулись по стойке смирно, щёлкнули каблуками, а дамы, казалось, застыли на вдохе: «А-а-ах!» Подполковник обвёл взглядом собравшихся и вдруг указал на стушевавшегося приметного в своём гражданском костюме правозащитника. – Прошу любить и жаловать! Эдуард Аркадьевич Марципанов! Да, да, товарищи! Вы видите перед собой внука нашего глубоко уважаемого начальника лагеря Эдуарда Сергеевича Марципанова! Оркестр, туш!

Музыканты на галёрке врезали «Прощание славянки», присутствующие разразились аплодисментами, а худой подполковник, легко, будто в танце скользя по паркету, подлетел к зардевшемуся конфузливо правозащитнику, опять щёлкнул каблуками и, держа руки по швам, резко склонил голову, так что стала видна бледная лысина на макушке:

– Р-разрешите представиться! Заместитель начальника лагеря по культурно-воспитательной работе подполковник Клямкин Кузьма Клавдиевич. Честь имею! – он протянул Эдуарду Аркадьевичу руку, осторожно, сберегая загипсованный палец, пожал и, ловко крутанувшись, мотнул головой, словно взнузданный конь, крикнул толпе: – А теперь па-а-прашу всех к столу!

Когда он упорхнул, Октябрина склонилась к Марципанову и доверительно прошептала:

– Это наш замполит. Кличка – Ку-клуц-клан. По первым буквам имени, отчества и фамилии. И вообще… он у нас идейный такой. Парторганизацию возглавляет.

– Какой, интересно, партии? – уточнил Эдуард Аркадьевич. – Уж не «Единую ли Россию»?

Октябрина взглянула с недоумением:

– При чём здесь какая-то Россия? ВКП (б). Коммунистическую партию большевиков… Я тоже партийная! – не без гордости заявила она. – И вас, если себя проявите верным ленинцем-сталинцем, примем!

– Ну да… Я перепутал… – промямлил, обещая себе впредь тщательнее следить за языком и так не шутить, правозащитник. – У нас-то там… вначале КПСС была, а потом КП РФ называться стала… И ещё куча партий…