Аномальная зона

      Создавая издательство, Хрустов позаботился о товарищах по экспедиции. Александра Тихоновича устроил на должность второго редактора, Николай получил должность охранника. Но так как охранять было по большому счету нечего, парню приходилось исполнять роль разнорабочего. Он был грузчиком – экспедитором, курьером, чинил розетки, ходил в магазин за кофе и минералкой, а, когда Елена отлучалась из офиса, сидел на телефоне. Зарплата Кольку естественно не удовлетворяла, но Хрустов оклад поднимать не спешил. Все-таки сотрудники его не особенно перетруждались, а издательство работало практически с нулевой прибылью.

      Хрустову хорошо было слышно, как Лена зовет Кольку к телефону, а тот ворчит, не желая подниматься с кресла. Наконец, в трубке прозвучало грубоватое " Алле!", и Хрустов, уже заранее раздражаясь, отдал распоряжение:

– Завтра с утра заедешь на Варшавку. Возьмешь аппаратуру, и в одиннадцать на метро Теплый стан. Встречаемся в центре зала. Около Калужского шоссе аномалия объявилась, проверить надо будет.

– Шеф, а ты сам сейчас аппаратуру взять не можешь? Чего мне с утра на Варшавку мотаться!

      В том, что начнутся пререкания, Хрустов не сомневался, и попытку бунта пресек сразу:

– А мне сейчас на презентацию к Камышину. Хочешь вместо меня речь толкнуть?! Давай, вперед! … Не хочешь? Ну, тогда завтра с утра на Варшавку!

      Кладя трубку, Хрустов знал, что указание его будет выполнено. Конечно, полевой рюкзак с аппаратурой можно было взять с собой, но он чувствовал, что потакать Николаю не стоит.

   Глава 2: Презентация   

      Публика на презентации собралась большей частью знакомая. После исхода из Глухаревской аномалии, обитатели литературных выселок обосновались в столице и продолжали поддерживать общение. Конечно, это уже был не прежний литературный анклав. Большинство писателей вернулось к нормальной человеческой жизни, однако на презентациях очередного творения метра все считали своим долгом засветиться.

Войдя в зал, Хрустов сразу увидел Свету Весеннюю в обществе нескольких лысеющих кавалеров. Судя потому, в каком возбуждении пребывала поэтесса, в компанию затесался кто-то из влиятельных критиков. Появление Хрустова она полностью проигнорировала, хотя в обычной жизни были хорошо знакомы и не раз пили чай в издательстве. Хорошо хоть Смирнов признал и крепко пожал руку. Несмотря на жару, Александр Тихонович,  был в костюме и благоухал хорошим одеколоном. Впрочем, на щеголя он совсем не походил, и улыбка как всегда была немного грустной и какой-то виноватой.

      Перекинувшись парой слов со своим вторым редактором, Хрустов поздоровался с еще несколькими литераторами, и пошел отметиться к метру. Камышин, как обычно, стоял посреди зала и принимал поздравления гостей, словно коронованная особа на великосветском приеме.

– Готовься, скажешь сегодня несколько слов – заявил он, не успев даже поздороваться.

– Сергей Егорович, помилуйте! Мне еще за прошлый раз стыдно.

– Не помилую!

      Глаза метра грозно сверкнули. Широким жестом он показал куда-то в далекую и светлую перспективу;

– Антон, ты публичный человек, ты издатель! Здесь в зале люди, от которых твои будущие тиражи зависят. Ты их заинтересовать, убедить должен. Красиво говорить теперь твоя вторая профессия. Иди, готовься!

      Напутствовав непутевого соратника, Камышин тут же переключил внимание на кого-то из вновь пришедших. Гость был видимо не из простых, и метр сам двинулся ему навстречу, не теряя при этом царского величия.

      Антон уныло поплелся в зал. Среди лиц не первой молодости, неожиданно обнаружилось одно молодое и симпатичное, и он инстинктивно выбрал свободное место рядом. Вежливо узнав " не занято ли?", он присел на стул и сразу ощутил сильный аромат духов. Взгляд споткнулся о загорелые колени соседки. На вид ей было лет двадцать пять. Ладная, ухоженная блондинка. Черты лица скругленные, не резкие. Интеллект особо не проступает. Зато нет и горделивой надменности, часто свойственной женщинам считающим себя не только красивыми, но и умными.

      Оценив по старой холостяцкой привычке соседку, Хрустов заметил, что она пришла не одна. С левой стороны незнакомку придерживал за локоток коренастый тип с загорелой лысиной. Впрочем, этого и следовало ожидать. Девушка явно не принадлежала к литературной среде, на подобные сборища такие в одиночестве не приходили.

      " Господи, о чем думаешь! Тебе речь готовить надо!" – одернул себя Хрустов, и с унылой обреченностью начал повторять в уме общий план:

      " Надо что-то сказать о падение интереса к печатному слову. О том, что наш общественный долг этот интерес возрождать. Тут и Камышина непременно похвалить, но только без банальщины, и чтобы не слишком похоже на других было. Я ведь не первый выступаю!."

      Несколько красивых нетривиальных фраз он заготовил уже давно. Но как только начал связывать их в единое целое, получилось очень неуклюже. А когда попытался мысленно произнести всю речь, вышло вообще отвратительно. Получалась не речь, а жалкое блеяние:

      " А на публике что будет! Опять опозорюсь. На бумажке надо было написать и перед зеркалом отрепетировать"