— Более того, если продолжить говорить о вопросах безопасности, я уверен, что за мной будет отдельная охота — ведь, по слухам, я обладаю невероятным компрометирующим материалом на всю правящую верхушку, включая монарших родственников и коронованных особ. И никому нет дела до того, что у меня ничего подобного нет и никогда не было. Этот дом, я уверен, окажется под угрозой раньше всех других…
В малой кухне вновь воцарилась тишина, и Фрэнк, украдкой посмотревший в сторону наставника, лишь на мгновение поймал его взгляд. Слишком быстрый, слишком нервный. Чересчур виноватый. Никто не хотел ничего произносить, и это было вполне объяснимо. Прозвучавшее стало подобно граду среди ясного тёплого летнего дня. И это было больно.
— Ты закончил, Жерар? — вдруг негромко и как-то нарочито спокойно спросила Маргарет, и Фрэнк, посмотревший на её лицо, не увидел на нём ни сдвинутых бровей, ни каких-либо негативных эмоций. Она была холодна, точно замершая в снеге фигура, очень серьёзна и собрана.
— Да, Марго. Думаю, я сказал, что хотел.
— Отлично, — чуть улыбнулась она, а потом её лицо и тон вдруг резко изменились, вбирая в себя все присущие Маргарет черты — огненность, горячность, эмоциональность и крайне живую мимику: — А теперь послушай сюда, дрянной, невоспитанный мальчишка. Ты говоришь о подобных вещах и говоришь — «я настоятельно требую», значит ли это, что ты пытаешься командовать нами, словно мы твои слуги, а не старые добрые друзья? Словно мы — не те люди, что были с тобой в минуты бед и радостей, во времена твоих жестоких провалов и небывалых взлётов? Может, ты забыл, как много всего прошли мы вместе, и возомнил себя отцом семейства, ответственным за своих несмышлёных детей? Открой глаза, мой дорогой Жерар! Мы давно не дети, это во-первых, а во-вторых, ты, совершенно точно, не истеричный отец семейства. Ты взрослый и умный мужчина, что прекрасно знает — против воли мил не будешь, как бы правильно и логично не было всё, о чём ты говорил сейчас. Я не знаю, поддержат ли мои слова все присутствующие, но скажу как минимум за себя — успокойся уже. Успокойся и начни жить, как нормальный человек. Я никуда не собираюсь бежать отсюда. Мы вместе вырвались из паутины грязных Парижских улиц и вместе прошли ад, называемый тяжёлым трудом. Мы были вместе, и только поэтому у нас всё получилось. И если ты считаешь, что в эти поистине смутные времена ты справишься без нас, что мы — твоя обуза, то ты явно где-то ошибаешься и что-то путаешь. И если вдруг ты ещё не понял смысл моих слов, я скажу лишь предельно ясно — я никуда не еду! — с этими словами Маргарет встала из-за стола и, оправив длинные, в пол, юбки, гордо вышла через дверь в сторону кухни.
Поль и Фрэнк поднялись с резных стульев почти одновременно.
— Я целиком и полностью поддерживаю Маргарет, — уверенно сказал Поль, глядя в лицо Джерарду. Наставник смотрел на них, и ясно ощущалось — находился в шоке. Уже много и много лет никто его не отчитывал столь яро и праведно, как сделала это сейчас Маргарет. — Если вы не против, мы тоже пойдём. В поместье ещё много дел, — сказал он и, развернувшись на каблуках, последовал за женщиной. Фрэнк поспешил за ним, будучи не в силах остаться наедине с Джерардом сейчас. Им всем требовалось некоторое время и личное пространство. Кому-то для того, чтобы осмыслить, а кому-то — чтобы прийти в себя от гнева, паники и подступающего к самой глотке возмущения.
Зайдя на кухню, Фрэнк притворил за собой дверь, оставляя Джерарда в одиночестве в столовой. Маргарет, как ни в чём не бывало, суетилась у очага, помешивая что-то ароматное в чугунной утятнице. Поль, не говоря ни слова, взял с вешалки у чёрного выхода рабочий фартук для сада и рукавицы и вышел на улицу.
Фрэнк никак не мог совладать с тем, что клокотало внутри него. С безумным напряжением, что вдруг так внезапно отпустило, оставляя в теле неразбиваемые куски льда. Он встал у окна с видом на сад и розарий, чтобы успокоиться и привести свои чувства в порядок. Поль начал с осмотра розовых кустов, невозмутимо обрывая первые отцветшие бутоны. Наблюдать за его неспешной работой было именно тем, что возвращало ощущение твёрдой почвы под ногами.
— Франсуа, милый, — донеслось из-за спины. — Ты знал о его планах?
— Только вчера догадался, Марго, — чуть помедлив, ответил Фрэнк. От его тёплого дыхания запотело оконное стекло. — Когда он сказал, что отправит малышку Лулу с мадемуазель Шарлоттой. Он сказал, что это его решение не обсуждается.
Сзади что-то громко брякнуло, словно кастрюлю с силой припечатали сверху крышкой, а затем всё стихло.