Подобно своим предшественникам по бесплодной затее вызвать энтузиазм к продолжению войны среди населения, где он целиком отсутствовал, Хендерсон встречался с членами кабинета министров, с вождями Петроградского Совета и с дипломатами. Он выступал перед революционными массами в Петрограде и в Москве, но близкое знакомство с буйными и немытыми русскими пролетариями только расстроило и смутило его. Хотя он был не слишком силен в географии и не всегда отчетливо представлял себе, где находится, жара, грязь, черный хлеб и бесконечные бесцеремонные вторжения в его гостиничный номер быстро привели его к заключению, что эта страна вредна для здоровья. Он начал сомневаться, стоит ли отсылать домой Бьюкенена. Когда он заговорил об этом с Львовым, тот выразил доверие Бьюкенену и высоко оценил его дипломатические способности, заметив, что этого мнения придерживаются даже социалисты. Возможно, дополнительное соображение Хендерсона о том, что пост посла далеко не всегда равнозначен посту министра, подтолкнуло его к единственно разумному в данных обстоятельствах решению. 14 июня он написал письмо премьер-министру с рекомендацией оставить Бьюкенена на своем посту, которое доставил в Лондон Тома, который тогда уезжал. В письме отмечалось отсутствие «малейшего признака неудовлетворения» послом со стороны Петроградского Совета, за исключением «экстремистов, которые, находясь в своем теперешнем настроении, вероятно, таким же образом восприняли бы любого другого посланника нашей страны, назначенного на этот пост, который стал бы беззаветно исполнять свой долг». По вопросу о Стокгольме Хендерсон испытывал нерешительность. Сначала он присоединился к Тома и Вандервельду в заявлении, которое показывало конференцию «бесполезной и опасной» – бесполезной, потому что «встреча противоположных точек зрения не может вылиться в действие», и опасной, поскольку «она даст повод к недоразумениям и заставит рабочих и крестьян думать, что справедливый и длительный мир возможен еще до того, как будет уничтожен агрессивный империализм». В противоположность Вандервельду, чьи взгляды оставались неизменными, на Хендерсона и Тома произвело впечатление страстное единодушие членов Петросовета, и оба изменили свою точку зрения в пользу созыва конференции. Даже Ллойд Джордж высказывался за ее созыв, опасаясь плохого впечатления, которое могло произвести отсутствие в России социалистов Антанты. Во время встречи с Рибо, которая состоялась у него в Лондоне ближе к концу мая, он сказал ему, что намерен разрешить британским социалистам всех оттенков свободно проехать в Стокгольм и в Петроград. Французский премьер выразил несогласие. Тома прислал Ллойд Джорджу из Петрограда телеграмму, с энтузиазмом заявляя, что «он решил во что бы ни стало ехать в Стокгольм» и что уже сообщил о своем решении Рибо и своим друзьям, французским социалистам. Качен и Муте, которые только что вернулись после своей миссии в России, казалось, тоже заразились идеей конференции в Стокгольме. 27 мая они выступали на общем собрании Французской социалистической партии. Их описание революционной России было таким эмоциональным, что участники собрания проголосовали за то, чтобы отозвать свое предыдущее решение против Стокгольма. Жан Лонге и Пьер Ренодель, два наиболее выдающихся члена партии, были избраны делегатами для поездки в Россию. Всего на неделю позже Итальянская социалистическая партия, которая занимала антивоенную позицию с самого вступления в нее Италии в 1915 году, также высказалась в пользу созыва конференции.
Крупная организация социалистов Англии, которую представляла лейбористская партия, все еще воздерживалась, но более мелкие организации – Независимая лейбористская партия и социалистическая партия, провели 3 июня в Лидсе съезд, закончившийся большим успехом. Настроение делегатов и дух принятой резолюции съезда указывали на горячую поддержку общего мира и одобрение действий Петроградского Совета в этом направлении. Съезд призвал правительство немедленно объявить свое согласие с «внешней политикой и целями войны, заявленными демократическим правительством России». Другая резолюция призывала к установлению советов по русской модели для широкого спектра целей, из которых ни одна не была революционной по характеру. Тем не менее она вызвала громкую шумиху в прессе и опасения, что революция и в Англии поднимает свою грозную голову.