Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о посольстве в Константинополь

XXXIII. В это время Таксис, король венгров, вступил в Италию с большим войском, Но Беренгар дал ему 10 модиев монет, причем не из своих средств, а из сборов церковных и [в пользу] бедных. Поступил же он так не потому, что заботился о народе, но, чтобы пользуясь этим случаем, собрать большое богатство. Что ему и удалось. Ведь все люди, без различия пола и возраста, - и взрослые, и младенцы, -должны были внести за себя по одной монете; подмешав к ним меди, [Беренгар] из малого количества [монет] начеканил 10 модиев; остальную часть, а также все, что он взял из церквей, он оставил себе.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ПЯТАЯ. БЛАГОДАРЕНИЕ БОГУ

АНТАПОДОСИС КНИГА ШЕСТАЯ

НАЧИНАЕТСЯ ПЕРЕЧЕНЬ ГЛАВ ШЕСТОЙ КНИГИ

I. Пролог

II. О том, как император Константин отправил посла к Беренгару.

III. С какой хитростью отправил посла в Константинополь Беренгар, ничего ему не дав.

IV. О времени, когда этот посол вышел из Павии и когда прибыл в Константинополь.

V. Об удивительном зале, что зовется Магнавра и о принятии послов.

VI. О дарах, которые посол Беренгара сделал императору из собственных средств от имени Беренгара, который ничего ему не прислал.

VII. О том, как император пригласил посла Беренгара к столу.

VIII. Об удивительном зале Деканея и о 3-х больших золотых вазах.

IX. Об удивительном представлении за обеденным столом.

X. [Вместо заключения.]

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ПЕРЕЧЕНЬ ГЛАВ

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА ШЕСТАЯ

I. [Описание] наступившего времени потребовало бы от меня способностей скорее трагика, нежели историка, если бы Господь не приготовил мне трапезу в виду тех, кто меня притеснял¹. Ведь я не могу и передать, сколько несчастий обрушилось на меня с тех пор, как покинул я родину; человеку внешнему пристало скорее оплакивать, нежели описывать [свои несчастья]. Внутренний же человек, ободренный учением апостола, хвалится «такого рода скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда; а надежда не постыжает, потому что любовь Божья излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам»². Итак, да повинуется человек внешний внутреннему, не только не гнушаясь своими неудачами, но, напротив, находя в них утешение; и, пока, описывая их, он сообщает, как колесо Фортуны одних возвышает, а других унижает, он сам менее чувствует нынешние неприятности и, радуясь изменчивости [Фортуны], не боится уже худшего, - ибо оно уже невозможно, если не считать смерти и повреждения членов, - но постоянно надеется на [поворот] судьбы. Ведь если она изменит настоящее, то принесет благополучие, которого нет, а преследующие нас несчастья изгонит. Так, будем же писать [историю], добавляя, согласно истине, к уже рассказанному то, что последовало.

II. Когда король Гуго умер и пределах Прованса, имя Беренгара стало славным у многих народов, особенно, у греков. Ведь в действительности именно он правил всеми итальянцами, тогда как Лотарь был королем лишь по имени. Константин, правивший Константинопольской империей по свержении Романа и его сыновей, услышав, что власть Беренгара превосходит власть Лотаря, отправил через некоего Андрея, занимавшего должность «дворцового графа», Беренгару письма, в которых говорилось, что он страстно желает видеть у себя его посла, по возвращении которого Беренгар узнает, как сильно он его любит. Написал он ему также рекомендательные письма относительно Лотаря, в которых (просил Беренгара] быть верным слугой тому, кто милостью Божьей является правителем. Константин проявил немалую заботу о благе Лотаря потому, что относился с благочестивой любовью к своей невестке³, которая была сестрой Лотаря.

III. Итак, Беренгар, будучи преисполнен коварства⁴, размышляя, кого бы лучше всего отправить, чтобы не оплачивать его расходы на дальнюю дорогу, обратился к [моему] отчиму, под опекой которого я тогда состоял: «Сколько бы, - говорит, -я дал, чтобы твой пасынок научился греческому!». Й, когда тот ему ответил: «О, ради этого я и сам отдал бы половину своих богатств», он сказал: «Не нужно и сотой части. Константинопольский император просит в письме, чтобы я отправил к нему своего посла. Никто не подходит для этого лучше, чем [твой пасынок], как по твердости духа, так и по искусству красноречия. Да что говорить, с какой легкостью он изучит греческие премудрости, если еще в детские годы он так освоил латинские?». Воодушевленный этой надеждой, мой отчим тотчас оплатил все расходы и отправил меня с богатыми дарами в Константинополь.

IV. Покинув 1 августа Павию, я по реке Эридан⁵ через 3 дня прибыл в Венецию, где застал греческого посла Саломона, китонита⁶ и евнуха, который, вернувшись из Испании и Саксонии, собирался уже отбыть домой, в Константинополь; его сопровождал с богатыми дарами посол нашего государя, тогда короля, а теперь императора, Лиутфрид, один из богатейших купцов Майнца. Покинув Венецию 25 августа, мы 17 сентября прибыли в Константинополь, где нам оказали столь неслыханный и удивительный прием, что было бы досадно не описать его.