Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о посольстве в Константинополь

VIII. Близ ипподрома, с северной его стороны есть удивительной высоты и красоты помещение, которое зовется «Деканнеакубита»; имя это получено им не просто так, но по очевидным причинам; ведь греческое «беса» по-латыни означает «десять», «еппеа» - «девять», «cubita» же от «сиЬаге» мы можем перевести как «наклонное» или «изогнутое». [Название] это произошло оттого, что в каждую годовщину рождения Господа нашего Иисуса Христа в этом зале накрываются 19 столов. Император обедает за ними вместе с гостями, причем не сидя, как в обычные дни, а возлежа; в эти дни им подают [пищу] не на серебряной, но только на золотой посуде. А после обеда в 3-х золотых вазах вносятся фрукты, которые из-за огромной тяжести доставляются не руками людей, а привозятся на покрытых пурпуром повозках. Две из них ставятся на стол следующим образом. Через отверстия в потолке опускают три обтянутых позолоченной кожей каната с [прикрепленными к ним] золотыми кольцами, продевают их в петли на краях сосудов, а затем посредством лебедки, расположенной над потолком, и с помощью 4-х или более человек [внизу] ставят [вазы] на стол; точно так же потом их убирают. Представления, которые я там видел, я опущу, ибо описывать их было бы слишком долго; лишь одно мне не стыдно будет изобразить здесь, ибо оно удивительно.

IX. Пришел некий [человек], неся на лбу без помощи рук деревянный шест длиной в 24, а то и более фута, на котором локтем ниже верхнего конца имелась перекладина в 2 локтя длиной. Привели также 2-х голых, но препоясанных, то есть имевших набедренные повязки, мальчиков, которые карабкались вверх по шесту и выполняли там трюки, а затем, повернувшись головой вниз, спускались по нему, а он оставался неподвижным, словно корнями врос в землю. Затем, после того как один [мальчик] спустился, второй, оставшийся там один, продолжал выступление, что привело меня в еще большее изумление. Ведь, пока они оба выполняли на шесте трюки, это казалось вполне возможным, ибо они, хоть и были весьма искусны, но управляли шестом, по которому взбирались, благодаря одинаковой тяжести. Но как один, оставшийся на вершине шеста, сумел сохранить равновесие так, чтобы и выступать, и спуститься невредимым, - это меня поразило настолько, что удивление мое не укрылось даже от императора. Поэтому, подозвав переводчика, он пожелал узнать, что мне показалось более удивительным: мальчик, который двигался столь осторожно, что шест оставался неподвижным, или тот, кто держал его у себя на лбу столь мастерски, что ни от тяжести мальчиков, ни от их игры даже слегка не отклонился в сторону? И когда я сказал, что не знаю, что мне кажется thaumastoteron, то есть более удивительным, он, засмеявшись, ответил, что и сам этого не знает.