Антарктида

Тяжело это: верить и Землю с высоты видеть. Глупой она кажется тогда, сломанной, некрасивой. Жаль ее, в общем. Стыдно становится перед Богом за то, что геометрией дорог землю изрезали. На Божье сетку надели. А купола из земли торчат, вроде как «извини» ему говорят. Вдруг я все, как первый раз, стал видеть.

Потом мне по телевизору сказали: на Марсе обнаружены снежные шапки. Я засмеялся даже. Шапки! Они говорят: значит, жизнь там была, это ведь как наши полюса. Значит, Марс как Земля был и погиб. А шапки остались. Пожалел, выходит, Бог марсовы шапки, залюбовался ими. И на наши сейчас смотрит. В сухих долинах, на непокрытой льдом части Антарктиды не было ни дождя, ни снега два миллиона лет… Зачем? Зачем Богом эта пустота сохранена? Самое видное Ему место… А на нем ни одного купола, ни одного «извини».

Мишка. Может, ему место надо, чтоб отдохнуть? А ты и тут заляпать хочешь?

Отец Александр. Богу отдохнуть? Нет.

Мишка. Я больше всего люблю красться за пингвинами, когда они идут строем друг за другом! Я их колонизирую! Они переваливаются с ноги на ногу, такие деловые. А тут я как подлечу! И покатились, покатились на боках, бревнами! Ду-ра-ки!

Отец Александр. Некрасиво, Мишка. Ты у них в гостях.

Мишка. А ты вообще в гостях стройку устраиваешь!

Отец Александр. Первая церковь русская должна быть, потому что Богу так угодно.

Мишка. Ты-то почем знаешь?

Отец Александр. Лазарев и Беллинсгаузен, русские, первые сюда пришли. И вера первая наша должна прийти.

Мишка. Зачем? Какая тут от нее польза?

Отец Александр. Чтоб службы за упокой проводить, в память о погибших полярниках.

Мишка. Так бы и сказал… А то заладил «купола, купола»… Раз они тут умерли, значит и их немножко это земля. Раз для них, то я согласен. А если для тебя, то извини-подвинься… Чё замолчал? Обиделся?

Отец Александр. Еще на собак я не обижался.

Мишка. Тю!.. Собака, так хуже тебя что ли? Я, думаешь, не понимаю твою амбицию? Да все я понимаю. И про купола понимаю. Я ж тут тоже не просто так великомучаюсь.

Отец Александр. В смысле?

Мишка. В том самом. В высоком. Я тоже тут голыми лапами по наледи хожу за идею. Собака – это тебе не кошка. Понял?

Отец Александр. Как не понять…

Мишка. Собака зверь особенный. И главные великомученики у нас похлеще ваших. Белка и Стрелка. В небо вознеслись, за веру в космос, в человека пострадали. Бог Сына присылал страдать за человека. Одного! А мы двоих – Белку и Стрелку! А до них сколько собак за веру погибли? Они тоже в человеков верили! Верили, что человек всесилен, и погибли! И я здесь, потому что в человека верю.

Отец Александр. Так ты погибать, что ли, сюда приехал?

Мишка. Может, и погибать. Не каждой собаке такая честь – не просто так погибнуть.

Запись 10

Отец Александр. Ты не расстраивайся, Петр Георгич. Давай яичницу пожарим?

Мишка. Давай, давай!

Клюшников. Последний десяток остался. По плану раз в неделю. А сегодня у нас что?

Мишка. Паршивое настроение.

Клюшников. Четверг. Вот в понедельник и пожарим.

Мишка. Ну и ладно, я буду гречку.

Клюшников. Дай-ка нам, Саша, с устатку.

Отец Александр. Беленькой?

Клюшников. А у тебя серенькая есть?

Отец Александр. Вот. За дружную зимовку!

Клюшников. За Ленина!

Левон. Я за него не буду.

Клюшников. А ты его видел?

Левон. Нет, конечно.

Клюшников. А ты сходи, сходи. Там теперь очереди нет. Сходи, тебе понравится.

Отец Александр. Чему там нравиться-то?

Клюшников. А ты был?

Отец Александр. В детстве.

Клюшников. И ты сходи.

Отец Александр. Так там, поди, с тех пор перемен-то немного. Лежит, как лежал. Уберет его Ельцин скоро, я думаю.

Клюшников. Его убирать нельзя, тем более сейчас. Чем хуже, тем лучше его охранять надо. Вот сунься к нам чужой, мы перед ним чем – ядерной кнопкой трясти будем? Ее из кармана-то не вынешь. А Ленин – пожалуйста, заходи, гость дорогой. Такие вот у нас тут традиции, что посередь страны вот тебе – налево храм, направо храм, а посередине вот он лежит, нас охраняет. Вы видели, как он там лежит? Не как покойники, руки сомкнувши, а так, что встанет он в любой момент. Одной рукой аж о толчковую ногу оперся. Вот-вот глаза откроет. А под ногтями кровь засохла. Видел ты, отец Александр, как кровь засохла?

Отец Александр. Ты серьезно?

Клюшников. А я вообще никогда не шучу. Не умею. Ногти у него коричневые. Там хоть на секунду пускают, а я заметил.

Левон. Это реакция какая-то, наверное. Формальдегид…

Клюшников. Лева, ты знаешь хоть, чё такое формальдегид-то?

Левон. Нет, вообще-то…

Клюшников. И зачем ты его сказал? Сказал бы «Вшивка» – то же самое.

Левон. А что такое Вшивка?