Анти-Ахматова

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 35

А в сотом пересказе не теряли? Подросток Эдуард Бабаев их записывал еще в Ташкенте. И не надо Пушкина! Он записывал не свои разговоры, не надо Пушкина — ОН БЫ ПОСТЕСНЯЛСЯ — «Вчерась я был куда как остроумен и рассказал вот такую историю и рассказывал ее так-то…» Одни и те же пластинки рассказываются ею Бабаеву в сороковых годах и Найману в шестидесятых. Одни и те же слова… Она не стесняется ничего, записывает сама и диктует разным людям. Одни и те же истории.

Трудно переоценить значение магнитофонных записей, сделанных в начале 90-х годов Иваном Дмитриевичем Рожанским. Они интересны тем, насколько некоторые фразы, сказанные в непринужденной беседе за чайным столом, близки к тем, которые были ею позже (или раньше) занесены на бумагу. Это характерные образчики так называемых «пластинок» Ахматовой, то есть коротких сюжетных историй, которые она произносила в различных обстоятельствах.

Л. ШИЛОВ. Звучащие тексты Ахматовой. Стр. 225

Эти рассказы были важны для нее как способ создания прозы. Видно было по всему, что проза привлекает ее пристальное внимание.

Эдуард БАБАЕВ. Воспоминания. Стр. 56

Ее проза — это или игра в прозу, проза ради моды, или отшлифованные за долготою дней сведения счетов с жизнью и современниками. Более всерьез как прозу можно воспринимать то, чем она занималась всю жизнь, — ее стихи. Собственно, это деление здесь и ни к чему.

Содержание этой поэзии лишено поэтичности. Это, в сущности, проза — рассудочные настроения, не волнующие, не трогающие.

Д. ТАЛЬНИКОВ. Анна Ахматова. Четки. Стр. 110

Ахматова немногословна. А краткость ни в коей мере не может быть сестрой таланта. Разве Библия кратка? Разве можно Пруста сделать более лаконичным? Художник по определению создает свой универсум, и он бесконечен, если это — действительный мир. Кратко может писать только тот, кто хочет писать красиво. Ахматова писала красиво и приблизительно на самые расхожие темы и не создавала ничего своего.

Каков поп, таков и приход. Ахматова научила, как известно, женщин говорить. Вот образец:

У берега Ипокрены, священного ручья муз на горе Геликон, цветет только одна роза. Когда-то она была пунцовой, но теперь стала черной, как запекшаяся кровь. Как страшна она своей красотой и своим одиночеством! О, великая из страны Гипербореев! Однажды я показала ей свою смуглую руку и позволила ей назвать меня сестрой. За ее неустрашимое сердце я дала ей свой высший дар: я появилась с порывом ветра, налетевшего со скованной льдом реки и сказала: «Будь Сивиллой!» Велика ее слава! Родная страна назовет ее своей музой; глядя на течение северной реки, с шалью из порфира на плечах, она вечно будет царить над городом, сделавшим ее своей. Но кто унаследует ее лиру? До тех пор пока у нее нет наследника, я не буду знать покоя! О, во имя милосердия! Полюби мои песни, смертный, и стань богом!

Ирина ГРЭМ. Косматые сердца. Стр. 125

Скажи мне, кто твой эпигон, и я скажу кто ты. У Пушкина не могло быть «жалких подражателей»: он никого не учил говорить.