Бродский: У Ахматовой не могло быть иного впечатления: ведь ее при выездах за границу окружал бог знает кто. К тому же в таких городах надо жить, а не проезжать через них. Если на два-три дня очутишься в Питере, то и от него создается не менее сатанинское впечатление.
То есть Иосиф Бродский считает, что у Анны Ахматовой странное представление о Риме — никакое, выраженное трескучей претенциозной фразой, не имеющей смысла, — из-за того, что ее в поездке «окружали бог знает кто»? такие претензии можно высказать разве что пятикласснику, который из-за невежества вожатых запомнил из экскурсии только киоски с мороженым.
Вот история — вообще-то о ее непомерной гордыне и беспрестанном мифотворчестве, но она не могла бы произойти, если бы Анна Андреевна была бы хоть сколько-нибудь культурным человеком, культурным не в смысле воспитанным: не брать без спроса, не портить тайком чужую вещь и пр. — этого вдосталь в этой историйке, но поразительно здесь полное отсутствие знакомства с понятием культурной ценности.
Речь идет о портрете Анны Андреевны Ахматовой, выполненном в Ташкенте Александром Тышлером, бывшем в собственности Лидии Яковлевны Гинзбург.
И вот однажды Анна Андреевна попросила меня привезти этот портрет к ней, так как ей что-то из ташкентских времен припомнилось, и она хотела проверить свои воспоминания по этому рисунку. С Лидией Яковлевной все уже было договорено.
Я привез его на Петроградскую сторону к Анне Андреевне. Ахматова поставила портрет на столик. Неожиданно посреди беседы она спросила: «Женя, вы можете вынуть его из рамки?» — «Ну конечно», — ответил я и через пару минут кухонным ножом раскрыл рамочку. И тогда Анна Андреевна внезапно достала откуда-то ластик и карандаш, которые, вероятно, были у нее припасены заранее. К моему удивлению, она решительно что-то подчистила ластиком и столь же решительно что-то поправила карандашом на рисунке. «Он сильно преувеличил знаменитую горбинку, я немного поправила. А теперь надо это дело вернуть на место». И я вставил рисунок обратно в рамку, под стекло.
Как полагается хористу из волшебного коллектива, приведя свидетельство такого вопиющего бескультурья, Евгений Рейн дает «правильный» ответ на поставленную задачу:
Какой надо иметь характер, какую решительность, чтобы поправить завершенную работу мастера, и прежде всего, надо точно знать, какой именно облик следует канонизировать! Ахматова это знала.