Анти-Ахматова

Ахматову занимали все проявления славы: в интеллектуальных кругах, в «фельдшерских», на эстраде, в андеграунде. Она воспринимала славу как абсолютную величину, без знаков плюс или минус. Все равно какая, лишь бы слава. Чем больше, тем лучше.

«Чехов невольно шел навстречу вкусам своих читателей — фельдшериц, учительниц, — а им хотелось непременно видеть в художниках бездельников».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 71

А кто были ее читательницы? Неужто кто-то повыше учительниц и фельдшериц? А они как хотели видеть художников? Несомненно — «Все мы бражники здесь, блудницы».

А вот и они — ее читатели.

Она [Ахматова] называет это «моя катастрофа». Рассказала, что к ней пришел циркач-канатоходец. Силач, полуграмотный, вскоре после своей «катастрофы» и стал просить ее или усыновить его, или выйти за него замуж.

Ф. Г. РАНЕВСКАЯ. Дневник. Стр. 41

Она показывает свою карточку, где она на скамейке вывернулась колесом — голова к ногам, в виде акробатки. «Это в 1915. Когда была уже написана “Белая стая"», — сказала она. Бедная женщина, раздавленная славой.

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. Стр. 225

Дореволюционная Россия — и Анна Горенко скорее всего зачитывалась дневниками рано умершей Марии Башкирцевой — тогда была в новинку откровенная и жадная женская жажда славы (почестей и завоевания соответствующих мужчин — таковыми до конца дней остались мотивы Анны Ахматовой). Но будем справедливы к Башкирцевой — когда она пишет цитируемый ниже отрывок, ей всего 12 лет.

Я создана для триумфов и сильных ощущений, — поэтому лучшее, что я могу сделать, — это сделаться певицей. <…> Я могу достигнуть счастья стать знаменитой, известной, обожаемой и этим путем я смогу приобрести того, кого я люблю. <…> Когда он увидит меня, окруженную славою! <…> Слава, популярность, известность повсюду — вот мои грезы, мои мечты.

Выходя на сцену — видеть тысячу людей, которые с замиранием сердца ждут минуты, когда раздастся ваше пение. Сознавать, глядя на людей, что одна нота вашего голоса повергнет всех к вашим ногам. Смотреть на них гордым взглядом (я все могу!) — вот моя мечта, мое желание, моя жизнь, мое счастье… И тогда герцог Гамильтон придет вместе с другими повергнуться к моим ногам.

Мария БАШКИРЦЕВА. Дневник. Стр. 14

Чувство, с которым я прочитала цитату из «Петербургских зим», относящуюся к моим выступлениям в 1921 г., можно сравнить только с последней главой «Процесса» Кафки. Слушатели якобы «по привычке хлопали». По привычке никто не хлопает. Люди до сих пор с волнением вспоминают эти вечера и пишут мне о них.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 85

Ахматова всуе — для поднятия уровня ассоциаций при разговоре о себе — упоминает Кафку. А теперь и мы вложим в уста Кафки (или под его перо, если угодно) ее аргумент в защиту сведений об истинном уровне ее популярности, выраженную весьма по-зощенковски: «Люди с волнением вспоминают…», «Люди пишут мне о них…».

Здесь Анна Ахматова — этим все сказано. Подумайте, что Вы будете рассказывать Евгению! Видимся почти ежедневно, но описать эту прелесть, этот восторг — разве возможно?!

Письмо В. А. Меркурьевой — K. Л. Архиповой.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 21

Статья В. Ходасевича «Бесславная слава», посвященная популярности А.А. <…> «Люблю Ахматову, а поклонников ее не люблю».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 12

А Ахматовой, наоборот, такие поклонники очень нравятся.

«Доброй, мудрой Вере Меркурьевой от Анны Ахматовой» — и сама отнесла к ней на дачу (надпись на фотографии).