Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья

Рассмотрим, насколько справедлива попперовская идея о противопоставлении морального консерватизма, морального модернизма и морального футуризма. По Попперу, они все тождественны по своей теоретической структуре, поскольку, с точки зрения нравственных позиций, они являются примерно одинаковыми. Хотелось бы отметить, что в исторической трактовке морали у Маркса присутствует иная оппозиция. Это не оппозиция консерватизма, модернизма и футуризма с точки зрения того, какую господствующую силу, какие отношения отчуждения, выражаясь языком Маркса, надо нравственно-этически оправдывать. Задачей марксизма (и теория эту задачу, мне кажется, решила) является показ того, что в каждом конкретном обществе присутствуют конкретные отчужденные формы проявления общечеловеческих моральных принципов, и конфликт общечеловеческих моральных принципов с конкретными социальными формами нравственности, в большинстве случаев противоположными этим ценностям, является одним из важнейших в этике каждого из конкретных обществ. В этом понимании эволюционных и революционных различий в этических позициях конкретных, исторически-определенных систем, в понимании исторического качественного скачка при переходе от «царства необходимости» к «царству свободы» и проявляется историзм Маркса. Пожалуй, этим и ограничимся. Если убрать слова Поппера о консерватизме, модернизме и футуризме (не знаю, он их первым придумал или нет; думаю, что нет), то остается обвинение марксизма в отрицании общечеловеческих ценностей и нравственном релятивизме, который сводится, в конечном итоге, к оправданию как нравственных любых действий пролетариата. Критику этой теории мы уже дали. При этом, мне кажется, Карлу Попперу надо было бы быть по меньшей мере чуть более скромным в своих заявлениях, ибо здесь он, как и во многих других случаях, считает собственные утверждения истиной в последней инстанции, и неизбежны сомнения, насколько нравственна такая позиция ученого. Чего стоит хотя бы следующее положение:

«Все высказанные критические замечания не противоречат предположению о том, что мы можем предсказать будущее, например на следующие пять столетий. Однако если отбросить это совершенно фантастическое предположение, то историцистская теория морали полностью лишается правдоподобия, и от нее следует отказаться. Поскольку не существует никакой пророческой социологии, которая помогла бы нам в выборе моральной системы, мы не можем переложить ни на кого, даже на „будущее“, ответственность за сделанный нами выбор» (с. 239).

Если вы достигли истинного и высшего знания и знаете, от чего надо отказываться, от чего нет и что правдоподобно и что нет, то это позиция не ученого, а позиция догматика-пропагандиста, напоминающая нечто среднее между сталинизмом и христианским догматизмом.

Еще одним пассажем Поппера, который он подчеркивает в заключительном разделе своей главы «О моральной теории историцизма», является попытка критиковать марксистскую теорию человека как ансамбля общественных отношений.

Начну с того, что Поппер, хотя и подходит близко к этому определению человека Марксом, но прямо его не использует, что тоже неслучайно: похоже, наш критик просто незнаком ни с соответствующими положениями самого Маркса, ни с серьезными работами, комментирующими этот тезис в марксизме XX в. Для того чтобы подтвердить это, адресую читателя к заключительным страницам его главы 22. Здесь же ограничусь только одним пассажем, где он рассматривает творения Бетховена и пытается показать, что, с точки зрения социальной теории человека Маркса, определить, что именно и когда именно напишет этот композитор, было невозможно: «Иначе говоря, творения Бетховена нельзя объяснить никакой конкретной совокупностью обстоятельств или факторов среды, которые доступны эмпирическому изучению, равно как и ничем из того, что мы могли бы, возможно, узнать о его наследственности» (с. 242).