— Выдыхай, выдыхай бобер!
— Ебушки-воробушки. Что за лютая шмаль-то такая?
— Пробрало, братан?
— Еще как, — закашлялся я, а затем сознание отключилось. Резко и неожиданно.
— Збышек…
— Отъебитесь.
— Слышь, ебанько, вставай давай, — знакомый голос во тьме. Где я его слышал?
— Сам ты ебанько, Фридрих Вильгельм. И книжки у тебя ебанутые.
— О чем это он?
— Накурился, — еще один голос. Мягкий и одновременно суровый. – Он в тебе Ницше признал.
— Степка, открой глаза, — нехотя, я подчинился и увидел стоящую рядом Астру, которая тревожно заглядывала мне в лицо. – Очнулся?
— Уйди глюк, я не в затяг, — улыбнулся я, устраиваясь поудобнее. – Блядь, а чего постель такая жесткая?
— Ты на земле лежишь, вообще-то, — фыркнула рыжая. – Как знала, что тебя оставлять нельзя. Вечно ты себе на жопу приключения находишь.
— Ага. Злые вы, уйду я от вас.
— Куда собрался? – с трудом повернув голову, я увидел презрительную усмешку на лице Герцога Элигоса и ехидную улыбку Леарии.
— А, и ненавистный здесь. Давайте, смейтесь надо мной. Сами виноваты. Нечего было меня иро… игро… ингрорировать. Тьфу ты. Игнорировать, — с трудом поднявшись, я застонал от головной боли. – Ебаные бесы. Не удивлюсь, если они в косяк волос с манды напихали.
— Ясно все с тобой. Домой пора и постарайся не попасться на глаза Петру. Ты и так на испытательном сроке.
— Да и плевать, — икнул я. – У вас водички нет? Пить хочется.
— Нет у нас водички, — терпеливо ответила Астра. – За такое безобразие тебя Чистилище на год ждет.
— И пусть, — отмахнулся я. – Хоть там отдохну от вас. Злые вы.
— Злые, злые, — устало произнес Элигос, бережно закидывая меня к себе на плечо. – Я помогу, Астра.
— Спасибо, Герцог. Когда вы уже помиритесь?
— Не ведаю я этого, — хмыкнул демон, расправляя крылья. – Меньше разговоров. Я закину вас к Порогу, а дальше уже сами.
— И на том спасибо, дяденька, — улыбнулся я. – А можно мне конфетку?
— На, — Элигос быстро сунул мне в рот что-то сладкое, а затем, без предупреждения взмыл в темное небо. – Только заткнись.
— Уфе фаткнуфся, — промямлил я, устраиваясь поудобнее. Боже мой, как же спать-то хочется. И кушать. Но далекими проблесками сознания я понимал, что как только приду в себя, то обязательно получу головомойку от Астры. Рыжая мне все припомнит, уверен. Да и плевать. Интересно, сколько я был в отключке и что делал? Не помню. Вообще ничего не помню. Ну и фиг с ним. Сейчас мне просто хочется баиньки.
Глава вторая. Избранные.
Ласковое солнце совсем неласково ужалило меня в глаз, вынуждая проснуться. Зевнув, я сладко потянулся и поднялся с мягкой зеленой травки, где всегда любил валяться, если мне становилось грустно.
В озере, которое располагалось рядом с полянкой, вовсю плескалась ребятня в белых одеждах, звери без страха пили воду и ластились к взрослым душам, нежно почесывающим им за ушком. Райская идиллия. Только вот в моем рту, будто кто-то насрал. Много и вонюче. Кое-как доковыляв до дерева, я сорвал с ближней ветки большое спелое яблоко и жадно вгрызся в него, не смущаясь сладкого сока, который стекал мне на грудь. Поглощенный этим занятием, я ничего не видел и не слышал, предпочитая поплотнее набить желудок и поэтому, ожидаемо, пропустил знатный подзатыльник от своей половинки, которая подобралась ко мне, будто злоебучий ниндзя.
— Заинька, когда человек ест, его даже змея не трогает, — обиженно пробурчал я, выбрасывая огрызок подальше.
— Такого знатного развратника, как ты, надо не только трогать, но и лупить порой весьма больно по афедрону, — прошипела Астра, вцепившись мне в руку. Странная фраза, вылетевшая изо рта рыжей, была вполне объяснима. В Раю нельзя ругаться матом. Твой мозг и язык сразу же перенастраиваются на более подходящие слова. Сначала я долго не мог привыкнуть, а потом перестал обращать на это внимание. Со временем ты научишься слышать жесткую ругань даже в безобидных на первый взгляд словечках.
— В точку. Только у меня есть послабление.
— Какое, змеиный уд, прищемленный дверьми сарая?
— Как ты изящно ругаешься-то, — восхитился я и вовремя увернулся от очередного подзатыльника. – Ладно. Не помню я ничего. Вышел покурить с нечистыми за угол и потом, как блаженный.
— А я тебе напомню, сын плешивой блудницы. Выхожу я, значит с друзьями нашими, из корчмы, а тут ты, лежишь в собственном соку и лыбишься, как сношаемый нечистыми человек.
— Вроде понял, — хмыкнул я. – А дальше?
— Я попробовала тебя разбудить, а ты ересь несешь, да безбожников всяких вспоминаешь.
— Ну дела. Видимо, реально знатное богохульство у нечистых было.
— Угу. От этого богохульства ты свою сутану заляпал.
— Чем?
— Желудочным соком.
— Плохо мне, заинька. Чувствую себя, аки лапоть, содомии подвергнувшийся. Как я тут-то очутился?
— Друзья до Порога донесли. А мне потом пришлось тебя от привратника прятать, — я видел, как Астре хочется покрыть меня самыми бранными словами и поэтому не предпринимал попыток поговорить с ней за Порогом. Там мне будет куда хуже.