Античная лирика

Если над Мемноном мать и мать над Ахиллом рыдала,
Если удары судьбы трогают вышних богинь, -
Волосы ты распусти, Элегия скорбная, ныне:
Ныне по праву, увы, носишь ты имя своё.
Призванный к песням тобой, Тибулл, твоя гордость и слава, -
Ныне бесчувственный прах на запылавшем костре.
Видишь, Венеры дитя колчан опрокинутым держит;
Сломан и лук у него, факел сиявший погас;
Крылья поникли, смотри! Сколь жалости мальчик достоин.
Ожесточённой рукой бьёт себя в голую грудь;
Кудри спадают к плечам, от слёз струящихся влажны;
Плач сотрясает его, слышатся всхлипы в устах...
Так же, преданье гласит, на выносе брата Энея,
Он из дворца твоего вышел, прекрасный Иул...
Ах, когда умер Тибулл, омрачилась не меньше Венера,
Нежели в час, когда вепрь юноше пах прободал...
Мы, певцы, говорят, священны, хранимы богами;
В нас, по сужденью иных, даже божественный дух...
Но оскверняется всё, что свято, непрошеной смертью,
Руки незримо из тьмы тянет она ко всему.
Много ли мать и отец помогли исмарийцу Орфею?
Много ли проку, что он пеньем зверей усмирял?
Лин — от того же отца, и всё ж, по преданью, о Лине
Лира, печали полна, пела в лесной глубине.
И меонийца добавь — из него, как из вечной криницы,
Ток пиэрийской струи пьют песнопевцев уста.
В чёрный, однако, Аверн и его погрузила кончина...
Могут лишь песни одни жадных избегнуть костров.
Вечно живут творенья певцов: и Трои осада,
И полотно, что в ночи вновь распускалось хитро...
Так, Немесиды вовек и Делии имя пребудет, -
Первую пел он любовь, пел и последнюю он.
Что приношения жертв и систры Египта? Что пользы
Нам в чистоте сохранять свой целомудренный одр?..
Если уносит судьба наилучших — простите мне дерзость, -
Я усомниться готов в существованье богов.
Праведным будь — умрёшь, хоть и праведен; храмы святые
Чти — а свирепая смерть стащит в могилу тебя...
Вверьтесь прекрасным стихам... но славный Тибулл
бездыханен?
Все-то останки его тесная урна вместит...
Пламя костра не тебя ль унесло, песнопевец священный?
Не устрашился огонь плотью питаться твоей.
Значит, способно оно и храмы богов золотые
Сжечь, коль свершило, увы, столь святотатственный грех.
Взор отвратила сама госпожа эрицинских святилищ
И — добавляют ещё — слёз не могла удержать...
Всё же отраднее так, чем славы и почестей чуждым
В землю немилую лечь, где-то в безвестном краю.
Тут хоть закрыла ему, уходящему, тусклые очи
Мать и дары принесла, с прахом прощаясь его.
Рядом была и сестра, материнскую скорбь разделяла,
Пряди небрежных волос в горе руками рвала.
Здесь Немесида была... и первая... та... Целовали
Губы твои, ни на миг не отошли от костра.
И перед тем как уйти, промолвила Делия: "Счастья
Больше со мною ты знал, в этом была твоя жизнь!"
Но Немесида в ответ: "Что молвишь? Тебе б моё горе!
Он, умирая, меня слабой рукою держал".
Если не имя одно и не тень остаётся от смертных,
То в Елисейских полях будет Тибулла приют.
Там навстречу ему, чело увенчав молодое
Лаврами, с Кальвом твоим выйди, учёный Катулл!
Выйди — коль ложно тебя обвиняют в предательстве друга,
Галл, не умевший щадить крови своей и души!
Тени их будут с тобой, коль тени у тел существуют.
Благочестивый их сонм ты увеличил, Тибулл.
Мирные кости — молю — да покоятся в урне надёжной,
Праху, Тибулл, твоему лёгкой да будет земля.