Античные цари

Конечно, Филомелу потрясло все услышанное, однако, пусть и через определенное время, душевная боль успела притупиться в ней, и юное сердце поверило в случившееся. Более того – девичьи уши раскрылись навстречу поистине льстивым словам… Девушка стала женой обманщика.

В конце концов, Терей, опасаясь, как бы обманутая жертва не проведала, что сестра ее жива, что тайна раскроется, отрезал Филомеле язык и заточил ее также в темницу.

Долго томилась несчастная пленница, ничего не ведая, ни на что уже не надеясь. Наконец, ей шепнули, что сестра ее жива. На тоненьком покрывале вышила Филомела историю своей, так нелепо загубленной жизни и как-то сумела передать вышитое покрывало своей сестре Прокне.

Трудно описать нам чувства старшей сестры, узнавшей о жестоком обмане. Прокне все же удалось найти свою сестру Филомелу. Убедившись в коварстве супруга, царица решила ему отомстить. Отомстить – притом самым жестоким образом.

Раздумывать было некогда… С другой стороны – что может быть страшнее для государя, чем лишиться так давно ожидаемого наследника своего престола?

Прокна отважилась на убийство. Она сочла, что единоутробная сестра ей ближе, нежели любимый сын, рожденный к тому от ненавистного ей человека, бывшего ее мужа, ставшего теперь коварным обманщиком.

Убив мальчика, в сговоре с младшей сестрою, Прокна приготовила вместе с нею замысловатое блюдо из мяса несчастного ребенка и угостила им царя.

После этого сестры как-то сразу же устремились в бегство. В мыслях они уже видели родные Афины. Они уже крепко были уверены, что найдут там надежную для себя защиту.

Когда же к Терею, отдыхавшему после сытного обеда, дошел смысл сотворенного в его царском дворце, – он тотчас же бросился в стремительную погоню.

Он уже настигал беглянок, и они отчетливо слышали топот и гортанные крики его бесчисленных воинов. Беглянкам ничего не оставалось, как только обратиться с мольбою к богам.

Сжалившись над ними, эллинские боги превратили Прокну в соловья, Филомелу – в безобидную ласточку. Тогда как разъяренного фракийского царя Терея – они обратили в лесного угрюмого удода.

Именно с тех пор у грациозной, по-девичьи легкой и вроде бы вечно беззаботной щебетуньи-ласточки, и расцвело на груди четкое красное пятно, словно впившееся в нее какой-то чужеродный комочек, драгоценный камешек. Этому пятнышку суждено напоминать людям о безвинно загубленной жизни юного Итиса, сына коварного царя Терея, приходящегося также внуком аттическому, афинскому царю Пандиону.

Что же касается самого Терея – то на головах всех удодов с тех пор качаются непокорные гребни. Подобные образования, как помним, в виде гребней, раскачивались и над шлемами удалых фракийских воинов.

Конечно, узнав об участи своих дочерей и своего маленького внука, никогда им невиданного, – царь Пандион тяжело захворал и умер.

Смерть приключилась с ним не столько от болезней и старости, сколько от невыносимого горя.

Эрехфей (Эрехтей)

Царскую власть в Афинах после Пандиона унаследовал его сын Эрехфей, а другому сыну досрочно почившего царя, Буту же, – достался верховный жреческий сан.

Бут возглавил коллегию жрецов богини Афины и, одновременно, жрецов бога Посейдона. Он стал основателем нового жреческого клана, так называемого рода Бутадов (или даже Этеобутадов).

Можно также утверждать, что отныне в его руках сосредоточилась вся духовная власть в аттическом государстве.

Говоря о царе Эрехфее, следует все же заметить, что судьбу своего правителя эллины толковали по-разному. В надлежащем месте мы еще раз поговорим об этом, а пока что проследим, в первую очередь, одну из известных версий жизни этого примечательного государственного деятеля.

Те, кто был твердо уверен, будто бы все это произошло именно так, как уже объявлено нами, – те полагали, что знаменитый праздник Панафинеи, по-прежнему пышно отмечавшийся в Афинах, царь Эрехфей распространил уже на всю аттическую землю. Особенно активно побуждал он своих подданных возделывать благодатную пшеницу.

Дальше, что особенно интересно для нас, ему довелось ожесточенно повоевать с новыми, напавшими на его страну чужеземцами, захватившими примечательный город Элевсин, – и даже повоевать с жителями самого Элевсина.

Скорее – надлежит даже думать нам о последнем.

Надо заметить, что Элевсин, быть может, следует даже считать более древним поселением в аттической земле, нежели сами Афины, и что только географическое положение Кекропова холма склонило чашу весов в соперничестве между этими двумя городами, – именно в пользу Афин.

Вдобавок, скажем еще, что эти города рознились своими культами: Элевсин был связан с богиней плодородия Деметрой, тогда как Афины подчинялись более воинственной, а потому и более могущественной, вооруженной копьем и щитом, богине Афине.

Как бы там ни было, дух соперничества между Элевсином и Афинами чувствуется на протяжении весьма длительного античного периода. Таковым, по всей вероятности, был он и в описываемую нами пору.