Античный чароплёт. Том 3

– Чи! – довольно кивнул обезьян. – Чи-чи!

– И твой посох довольно похож. Посох Шак’чи, несмотря на то, что не имеет физической оболочки, является серьёзным артефактом. Пусть его физический носитель и рассыпался со временем пеплом, но значения это никакого не имеет. Да и владельцу, – кивок на обезьяна, – им пользоваться этот маленький факт не мешает.

– Угу, – невольно потираю голову, по которой этот нематериальный посох проехался не один десяток раз.

– Можно создать в качестве аркана только посох Шак’чи. Правда, насколько качественным он получится, не ясно. Без огненного духа тебе будет сложно им пользоваться. Но вот вместе с тем же Шак’чи ты сможешь использовать его в качестве якоря, чтобы получать примерно тот же эффект при объединении с Шак’чи, который получаю я. Но я считаю, что это крайне плохой вариант.

– А я – нет! – прикинув, что среднего качества имитация в ауре этого артефакта точно займёт меньше места, чем имитация половины структуры целого мощного духа.

– Тени с тобой, – поморщился Абтармахан, побуравив меня тяжёлым взглядом. – Форму ты сможешь воплотить и после посоха. Он станет отличным дополнением.

– Почему ты так настаиваешь на форме? – приподнимаю бровь.

– Потому что ты мой ученик! Официально! Ясно! – ой-ой… Как наиграно. А, может, ты планируешь затянуть меня в Храм? Или нет… Не уверен. Но стоит относиться к Абтармахану поаккуратнее. Хотя пока что это и не важно: учит он всё равно на совесть.

– Ясно-ясно, – приподнимаю руки перед собой. – Итак?..

– Для начала, объединение с духом, – брахман достал из мешка, который принёс с собой, небольшую плошку, завёрнутую тканью. Развернув, он поставил её передо мной. Краска? Стоп… Объединение, краска… Я покрылся холодным потом.

– Это…

– Это то, о чём мы с тобой говорили. Мне нужна твоя спина. Голая. И не трясущаяся!

– Да не ори ты так… – я сел на коленки, повернувшись спиной к нему. Руки сжались в кулак. Абтармахан аккуратно рисовал нужные символы на моих плечах, спине, руках… Мне было откровенно страшно. Ещё недавно практически такую же вязь я выводил на пленном мальчишке-эмушите. Но то – другое. Мой страх идёт из давних времён, когда меня хотели скормить демонам, когда я сбежал от рабства и незавидной участи. Меня буквально изнутри жгла мысль о том, что кто-то прямо сейчас будет посягать на мою свободу не снаружи даже, а изнутри. Что чёртов обезьян сейчас вселится в меня, а потом…

– Готово. И да. Шак’чи был только с джунуюдха. Так что процесс контролируй сам. Ну?

Кажется, последнее слово было для обезьяна. Все линии, которые провёл брахман, вспыхнули на коже. Они буквально выжигали те участки тела, где находились. По всему телу начались спазмы. Меня начало жечь. Сильно жечь. Везде. Боль затопила сознание. Я чувствовал ужасный жар, а руки и ноги внезапно перестали подчиняться. Словно кто-то могущественный и злобный отнял саму возможность контролировать их, заперев меня в глубине собственного мозга…

Пожалуй, ужаса такого, какой меня затопил в тот момент, я не испытывал никогда. И именно ужас помог совладать с мощью обезьяна, влезшего в мою шкуру. Подобно человеку, совершающему невозможный прыжок через пропасть исключительно благодаря страху, я буквально вырвался из оков собственного разума, подчинив свои руки и ноги обратно. Судя по ощущениям, моё тело дёргалось в конвульсиях на земле, а во многих местах с меня вообще слезала кожа и появлялись ожоги. Но ощущения извне доходили плохо. Скорее уж я ощущал, что мы с Шак’чи снова бьёмся друг с другом. Нет, не физически, но само чувство напряжения, противостояния. Обезьян вообще никогда не был ведомым во время одержимости. Он просто не понимал, что тело может быть его, а управлять будет не он. А моё тело, вселившись, он воспринимал своим. А ещё он считал меня слабее себя, потому что регулярно меня побеждал. Только он забыл главное: все наши бои без исключения были после тяжелейших шоковых медитаций, с запретом применять чары… Я вообще не мог применять ничего, кроме ускорения праны. Теперь будет немного наоборот…

Мне было тесно. Само присутствие Шак’чи там, где ему быть не положено, давило, казалось, на саму душу. Ему, кстати, тоже было тесно. Мы оба боролись за пространство. За манёвр. За то, кто вольготно разляжется, слегка сдвинув ноги, а кто будет жаться на крохотном пятачке, который появился из-за этих сдвинутых ног, скрючившись в три погибели.

О, как давил обезьян. Мне казалось, что он бьёт меня со всех сторон, долбит посохом, руками, ногами, хвостом… Но он переоценивал себя. Я медленно и верно брал тело под собственный контроль, сжимая и зажимая Шак’чи. Он не мог никуда деться, нигде извернуться… И он не был готов к тому, что противостоять ему будет отточенный десятилетиями разум опытного мага.