Антиэнтропия

Их Мир – силки для убожества, мы в их тир принесём дротики,

В трактир занесём йогурты, в тюрьму принесём комиксы.

Сотня ружей и слюни на кодексе, твои ноги, как классиков творчество,

Воскресение – это пророчество, наши танцы – барокко и чё-то большее.

–

Наша правда уже не колется, а крапива не краснит кожицу,

Ты красива, вот и Мир торкнуло, слушаю ритмы под твоей футболкою.

Мы играем в футбол учениями, из наших пальцев вылезают змеи,

Сотня ружей и яркие склепы, где в покер шумят привидения.

–

Сотня ружей и проза битников, какие ещё отличники?

На "отлично" мы делаем блинчики, обгоняя снобизм столичного.

Сотня ружей стреляет разом, твои губки надувают жвачку,

С тобой страстно и в Эрмитаже, с тобой страстно и на окраинах.

Электрохимические цепи

Электрохимические цепи, превратите Миры мои в пепел,

Наметайте икры в мои зенки, базарьте на диком сленге.

Сбейте нейроны, что кегли, ДНК забрызгайте клеем,

Загрузите чернуху на флешку, только, блин, не робейте.

–

Цепи выбрали цели, куцый стал целым, кустик стал елью,

Еле-еле мы стали умнее, всё сами, без дурацких зелий.

Мы читали какую-то ересь, автор жёг, а ты и не верил,

Автор врёт, но говорит правду, книга улёт, но никто не читает.

–

И воробей уже не чирикает, ибо и он продал свой принцип,

Каждая тварь поникла, теперь повсюду столица.

Бог тоже столицый, думает, как на церкви нажиться,

Сна нет, не ложимся, внутри сна рекламные титры.

–

Какой ты хитрый, битник, бит вруби-ка, играя микшером,

Ты фальшивка, ложь и зараза, куда тебе до Де Сада?

Я покажу, как надо, ведь я искушённый читатель,

Христа опять распинают, но улыбка не притянет взгляды.

–

Электрохимические цепи, давайте режьте резче, есть разве время?

Это для вас Мир, как бремя, я всё ещё музыкант бременский.

Берега путаю бегло, Даша прижата к щеке, мы налегке,

Цепи в руке – стяг сражения: серый Мир против нашего воображения.

Вечное сияние Дарьи М

Вечное сияние чистого разума, ты лучистая и слаженная,

Каждая косточка смазана, но так мало слов было сказано.

Ты складная, это не мнение старца, это слова озорного Вани,

Что дышит в тебя мечтами, что льды топит твоими очами.

–

О чарах могу говорить часами, ты восточная сладость,

Ты нимфа и туринская плащаница, под твоей футболкой могу укрыться.

Груди твои слаще, чем запахи Крыма, от тебя спелеют и сливы,

От холода мы сможем укрыться, в любви растворившись.

–

Не принцип, но дебаты прилипли, где диванные вскрики были,

О Красоте они говорили, говоря, что всё "субъективно".

Но я то знаю, что это барьеры обиды, они ноги твои не видели,

А я их вижу и трогаю, внеземной Красоты исполненный.

–

Ничего они не познали, я держать тебя буду за талию,

Поцелуи запрыгают пятнами, моей любовью будешь "запачкана".

Комплименты сыпятся пачками, по твоему телу бегают пальчики,

Не оставляя ничего тайного, наш Эрос становится явленным.

–

Стыдиться ничего не буду, на подносе жизни ты лучшее блюдо,

Губы, как искры салютов, твоя нагота под одеялом лоскутным.

Со мной ты будешь распутна, всю боль захочу я распутать,

Целовать тебя каждое утро, воспевая красоту твою чудную.

Дачные сотки Бога

Боженька, а ты всё работаешь? Вселенная – не дачные сотки,

Тебе не дашь и сотки, если посмотришь на это "убожество".

Это людская логика, твои слюни – плазма глюонная, ты художничал,

Что ни чих, то слово божие, что ни сон, то штрих для Космоса.

–

Чёрные дыры и всякие полости, людские колкости и сверхновые,

Тебя печатают на футболках улётных, тебе в грозу молятся.

Бог бы с ним, Боженька, этот трёп для аграрного общества,

И Библия лишь мифотворчество, они скорбят о твоём одиночестве.

–

Боже, но я ведь знаю правду, ты научил меня улыбаться,

Помнишь те диски пиратские? Помнишь петарды в падике?

Нет, я не продам тебя, в рекламе ты не нуждаешься,

Но ты подарил мне красавицу, не грех тебя поподкалывать.

–

Не тебя, а твой образ жизни, ведь ты старичок хитрый,

Они прыг на свои машины, начинают кричать обидное.

Бог с нами, вот его эгида, Бог большевик и предтеча социализма,

Он хочет, чтоб вы молились, после смерти готовит милость.

–

Какая ещё милость? У Бога на земле грибница,

Он дед, но ещё молодится, внуку делает деревянных птичек.

Жарит лисички, хохочет, с бабкой хлопает в ладоши, запрягает лошадь,

Его волнует тепло и забота, ему отдых, а нам терь правления борозды.

Поле в Питере

Пришёл на то поле в Питере, где Бог задумал убить себя,

Отсчёт времени на старом будильнике, цифры невидимы.

Цифры – лепестки, что бдительны, мрут герои, а в кругу победители,

Пальцами провожу по литию, отдавая себя наитию.

–

Ангел неба, как коршун, накинулся, его хлеб – это "откинуться",

Поле в Питере снова окликнули, зазывая на славную битву.

Они с бритвой идут и с палицей, Бог диджей, искры из пальчиков,

И шаманки съедают мальчиков, нарушая равновесие шаткое.

–

Пришёл я сюда с лопатою, рейв Бога не в моём внимании,

Лепестки в моём бумажнике, по твоим веткам прыг-скок букашеньки.

Буду, дева, копать старательно, хочу в сердце своё вобрать тебя,

А вокруг лишь глупая братия, а вокруг лишь пляска кровавая.

–

Поле в Питере и танец Смерти, муки Бога и голые черти,