Антигона

Скоро взойдет солнце и рассеется туман. Зед знаками показывал, что стражники разжигают костер.

— Развод стражи — пора уходить. Бери мотыгу, а я — следом за тобой, только забросаю наши следы…

Небо светлело. Там, где было тело брата, теперь только неопределенный грязно-серый холм… Здесь все такого цвета — и песок, и глина. Холм кажется мне мирным, обычным — теперь Полиник обрел новое существование.

Непонятно, — зачем надо уходить отсюда? Только потому, что есть Зед с его храбростью и преданностью?

Я побежала, стала проворно карабкаться по взгорку, как показал Зед. Мне почудилось: кто-то догоняет меня — оглядываюсь, но никто меня не преследует, только неотвязный запах, запах, от которого не отделаться. Перебравшись на другой склон взгорка, я сорвала с себя капюшон и повязку, но запах не исчезал. Неужели теперь всю жизнь я буду чувствовать, как рядом со мной разлагается тело брата?.. Зед полз следом. Он тоже сорвал с себя капюшон и повязку. Бледность заливала его лицо, как и мое: вероятно, нам обоим дурно — мы только начали приходить в себя.

Зед дотащил меня до небольшого гребня, который намело ветром на невысоком бархане, и мы спрятались за этим песчаным укрытием.

— Они просыпаются, — проговорил Зед. — Не высовывайся, чтобы тебя не увидели, я буду все тебе рассказывать.

Мне действительно лучше бы не смотреть по сторонам, но я не выдерживаю и тут же оказываюсь рядом с юношей. Занимается день, наступает время смены дозора. Один из стражников обматывает тряпками лицо другого, того, кто должен подойти к телу Полиника.

— Когда он увидит, что Полиник засыпан землей, станет звать других, — проговорил Зед. — Надо поскорее уходить отсюда… Только не поднимайся на ноги…

Дозорный не спешил: он направился к телу, сделав большой крюк, чтобы, по возможности, обойти облако смрада, которое распространялось от разлагавшегося тела. Вдруг стражник бросился бежать: что-то заметив, он остановился и закричал, предупреждая остальных.

Стражники повскакали со своих мест и начали обматывать друг другу лица тряпками; они были смешны и вместе с тем ужасны. Однако нестерпимый смрад, страх перед разлагающимся телом Полиника пугал их, как и нас.

— Скорее, скорее, — умолял Зед.

Мне и хотелось бы уйти, оставить ужасное это место, но, как завороженная, я не могла отвести глаз от темнеющей груды земли, которая, казалось, уже немного осела, я не могла оторваться от Полиникова тела, распростертого на земле и кое-как скрытого серой пылью. В небе над нами появилась огромная птица.

— Сначала уходи ты, — прошептала я Зеду. — Забирай мотыги… А я догоню тебя…

Испуганный и жалобный мой голос встревожил его.

— Без тебя я не уйду… быстрее… А то они нас заметят…

Но мне было не двинуться с места, по крайней мере в ту минуту: я должна видеть, что там произойдет… И я замолчала.

— Тогда останусь и я, — заявил Зед.

Я обозлилась.

— Немедленно уходи, — свистящим шепотом приказала я, — иначе я встану во весь рост и скажу, что это сделала я…

Зед поверил, что, не уйди он сейчас, я действительно выпрямлюсь, как мне этого и хотелось, и брошу вызов Креонту и его стражникам. Гримаса любви и боли исказила лицо подростка.

— Я подожду тебя в подземелье, — проговорил он, сдерживая слезы.

Песок зашуршал под его ногами. Я обрадовалась, но не обернулась, не махнула рукой, как он ожидал. Мы совершили церемонию — мне следовало бы уйти, встретиться с Исменой, но меня терзало глухое беспокойство: я должна остаться тут… Меня мучила страшная жажда, я выпила до капли воду, что была в небольшой фляге, оставленной мне Зедом. Машинально я подняла глаза к небу: огромная птица, которую я только что видела, никуда не исчезла — это стервятник, это падальщик Креонт, который с высоты наблюдает, как исполняется его эдикт. Стервятник внезапно резко упал на тело Полиника, с которого крыльями кое-где сбил песок. Вот он уже сидит на теле моего брата, вытягивает свою отвратительную шею, вот клюв его оторвал кусок плоти. Меня обуял такой ужас, что я почти потеряла разум — конечно, именно этого я и ждала. Протяжный крик вырвался из груди и пронзил тишину наступавшего утра. Стервятник не тронулся с места, но, потревоженный, перестал работать клювом.

А в небе — еще птицы, они все ближе. Я выпрямилась во весь рост, слепая ярость толкнула меня вперед, но исчезающее сознание подсказало: натяни капюшон, замотай лицо. Проделав все это, я оставила открытым рот — мне нужно дышать, пока буду бежать, и я устремилась вперед.

Стражники, увидев меня и услышав вопль, попытались схватить меня, но мне надо было отогнать стервятников. На бегу я подобрала камень, бросила его в падальщика и не попала, но птица взлетела, громко хлопая крыльями.

Отогнать всех тварей! — ни о чем ином я не могла думать и бежала к страшному этому месту, стараясь только не сбить дыхания.

Стражники орали, они тоже бросились бежать, но я — быстрее их. Я успела при этом подобрать с земли еще камень, швырнула в собак — и в самую гнусную из них — в Креонта.