Но кто в ошибку впал, коль он не ветрен
И не несчастлив отроду, в беде,
Упорство оставляя, все исправит;
Упрямого ж безумным мы зовем.
Нет, смерть уважь, убитого не трогай.
Иль доблестно умерших добивать?
Тебе на благо говорю: полезно
У доброго советника учиться.
Старик, вы все стреляете в меня,
Как в цель стрелки; и в прорицаньях даже
Я вами не забыт; своей родней же
Давно и оценен я и распродан.
Что ж, наживайтесь, коли так, торгуйте
Электром сардским
[19]
иль индийским златом,
Его в могилу вам не положить.
Нет, если б даже Зевсовы орлы
Ему тащили эту падаль в пищу,
Я и тогда, той скверны не боясь,
Не допустил бы похорон: я знаю —
Не человеку бога осквернить.
Но и мудрейшие, старик Тиресий,
Позорно гибнут, если злые мысли
Для выгоды словами украшают.
Увы!
Да разве понимает кто-нибудь…
Что ж? Истину ходячую объявишь?
Насколько разум выше всех богатств…
Настолько ж нам безумье – враг великий!
А ты уже недугом этим тронут.
Гадателю я дерзко не отвечу!
Дерзишь, пророчество считая ложью!
Пророки все всегда любили деньги.
Тираны ж все корыстны, как известно.
Ты, видно, позабыл, что я правитель?
Нет, но чрез меня спасал ты Фивы.
[20]
Хоть прорицатель ты, а любишь зло.
Ты страшную открыть принудишь тайну!
Открой! Но говори не ради денег!
Нет, промолчу: ведь тайна – про тебя.
Знай: ты моих решений не изменишь.
Тогда узнай и помни, что немного
Ристаний кони Солнца совершат,
Как ты дитя, рожденное тобою
От чресл твоих, отдашь – за трупы труп;
Затем, что ты безжалостно загнал
Живую душу в темную гробницу;
А сам берешь, отнявши у Подземных,
Прах обесчещенный, не погребенный;
Такого права нет ни у тебя,
Ни у богов, то их противно воле.
За это ждут тебя богини мщенья,
Эринии Аида и богов,
Чтоб и тебя постигли те же беды.
Подкупленный ли говорю с тобою,
Увидишь сам: раздастся скоро, скоро
Вопль женщин и мужей в дому твоем.
Гнев на тебя вздымают города,
По чьим сынам обряды совершали
Псы, звери, птицы; их нечистой пищей
Все в граде алтари осквернены.
Такие стрелы я в тебя, как лучник,
Направил в гневе, вызванном тобой.
И стрелы метки, не уйдешь от них.
Домой пойдем, мой мальчик. Пусть на тех,
Кто помоложе, гнев он вымещает.
Пусть учится он сдерживать язык
И более ума иметь, чем ныне.
Уходит с мальчиком-поводырем.
Царь, он ушел с пророчеством ужасным.
С тех пор как волосы главы моей
Из черных стали белыми, я знаю —
Пророком ложным никогда он не был.
Я также это знаю и смущен.
Мне тяжко уступать, но тяжки беды,
Которые стрясутся над упрямым.
Тебе совет, сын Менекея, нужен.
Что ж должно делать? Я приму совет.
Ступай, веди невесту из пещеры
И оскверненный прах похорони.
По-твоему, я должен уступить?
Да, царь, и поскорей: ведь боги быстро
Напастью дни безумцев пресекают.
Увы, мне тяжко, но свое решенье
Я отменю: с судьбой нельзя сражаться.
Иди же, поспешай, не жди других.
Немедля я пойду. Сюда, эй, слуги!
Все поскорей с собой кирки берите
Бегите все туда… отсюда видно.
А я, раз это решено, пойду
Ту выпустить, которую связал.
Я понял: чтить до самой смерти должно
От века установленный закон.
Уходит.
Стасим Пятый
(Гипорхема)
Многоименный
[21]
, слава девы кадмейской,
Зевса, гремящего грозно, сын!
Стражем стоящий Италии славной,
[22]
В гостеприимных долинах царящий
Элевсинской Деметры, о Вакх!
Ты, проживающий в Фивах,
Матери-граде вакханок,
Около струй Исмена,
Там, где был сев посеян
Злого Дракона!
[23]
Там тебя видят, там, где факелов пламя
Светит с вершин двуглавой горы.
[24]
Где корикийские нимфы пляской
Служат тебе – твои вакханки,
Там, где струится Кастальский ключ!
Ты приходишь со склонов
Нисы,
[25]
плющом увитых
И вином изобильных;
Ты, богами прославлен,
К Фивам приходишь!
Чтишь ты их выше всех городов,
Как сраженная молнией мать!
И теперь, когда тяжкий недуг
Поражает весь город наш,
О, направь свой целительный шаг
К нам с Парнаса, над пенным морем!
О водитель огненных звезд!
Господин ночных голосов!
Сын возлюбленный Зевса, – царь
Нам со свитой Фиад предстань,
Что всю долгую ночь тебя,
Благ подателя, славят Иакха!
Входит вестник 1-й
Эксод
Жильцы домов Амфиона и Кадма!
Нет в жизни, до конца ее, поры,
Какую я хвалил иль порицал бы.
Возносит счастье и свергает счастье
Счастливых, а равно и несчастливых,
И рока не откроет нам никто.
Креонт казался всем благословенным:
И землю Кадма спас он от врагов
И, властелином полным став над нею,
Царил, детьми обильно окружен.
И все пропало. Если радость в жизни
Кто потерял – тот для меня не жив:
Его живым я называю трупом.
Копи себе богатства, если хочешь,
Живи как царь; но если счастья нет —
То не отдам я даже тени дыма
За это все, со счастием сравнив.