Антик с гвоздикой

Никогда в ее присутствии Павлик не был столь непосредствен и весел, как наедине со своей юной тетушкой. Иногда графиня исподволь наблюдала за ними. Играли ли они в мяч на лужайке перед домом, собирались ли на прогулку, читали ли или писали под диктовку в классной комнате, Наташа постоянно слышала их смех, веселые голоса. Ксения и Павлик бегали взапуски, ловили сачком бабочек, а то вдруг пристрастились играть в лапту с дворовыми мальчишками. Причем Павлику, как барчуку, снисхождения не делали, но и он не уступал, если его несправедливо обижали или намеренно, чтобы вывести из игры, подставляли подножку.

Графиня смирилась с его исцарапанными руками и коленками, с бесконечными ссадинами и синяками. Она поняла наконец, что против природы не поспоришь, и если она родила сына, то не в ее силах запретить ему вырасти настоящим мужчиной.

Конечно, она не спешила заявить об этом вслух, просто перестала пилить сестру за допущенные промахи в воспитании Павлика и неумение вовремя предотвратить его шалости и озорство. И, честно сказать, сейчас она чувствовала себя намного спокойнее. Многочисленные запреты и ограничения вынуждали Павлика хитрить и изворачиваться, теперь, заполучив относительную свободу, он во многом изменился в лучшую сторону. Опасаясь потерять доверие маменьки, он из кожи вон лез, чтобы она не дай бог не запретила прогулки за пределами усадьбы. И Наташа уже подумывала как-нибудь отправиться вместе с сыном и сестрой на пленэр. Уехать к озеру на полдня или больше, захватить провизии, пледы. И гори все ясным пламенем! Неужто она не может позволить себе, хотя бы изредка, отдохнуть au sein de la nature[18], забыть о вечной суете, насладиться чудесными пейзажами, солнцем, надышаться медовыми ароматами июньского воздуха, слаще которого не бывает в году. И, в конце концов, понять, насколько эти прогулки безопасны и чем же они столь притягательны для Павлика?

Слабого ветерка, дувшего вдоль галереи, хватило, чтобы прогнать усталость. Но вместо того, чтобы вернуться в кабинет, она окликнула пробегавшего внизу Данилу и спросила, не вернулся ли молодой граф с прогулки.

— Дак рано еще! — удивился лакей. — Оне ж, почитай, только к обеду вернутся.

— Ладно, беги, — отпустила его графиня, — но как приедут, непременно мне доложи!

Наталья повернулась, сделала шаг в сторону кабинета и вдруг краешком глаза заметила четверку лошадей, вынырнувшую из-за поворота. О боже! Сбылись ее самые мрачные предчувствия!

— Данила! — закричала она не своим голосом. — Закрывайте ворота! Немедленно!

Но было уже поздно. Сторожа у ворот, заметив экипаж, попытались остановить его, потому что не в правилах «Антика» было разрешать заезжать на усадьбу, не доложившись о цели визита. По крайней мере, таков порядок был заведен графиней с тех пор, как душа графа Федора улетела в мир иной. До последней минуты ее приказы неукоснительно выполнялись. И хотя ворота держали открытыми, но стараниями сторожей ни одна муха не смела миновать их без дозволенья ее сиятельства.

Лошади, не замедляя бега, промчались на рысях к дому с непозволительной скоростью, которая также не допускалась на территории усадьбы, опять же после кончины графа Изместьева, чья смерть стала следствием точно таких же лихих заездов. Уже знакомый графине черный экипаж остановился в паре шагов от парадного крыльца. Она же продолжала стоять на галерее, всем своим видом показывая, что спускаться вниз и встречать нежелательного визитера отнюдь не намерена.

Непременный спутник барона рыжий Фридрих спрыгнул с облучка и распахнул дверцы кареты. Барон фон Кромм, смахивающий в своем черном одеянии на крупную, по какой-то причине напялившую шляпу ворону, медленно спустился по приставной лесенке. И, заложив правую руку за отворот плаща, некоторое время стоял без движения. Его взгляд прошелся по самому «Антику», сбежал к озеру, к выстроенной недавно купальне, прогулялся по богатым цветникам и ухоженным газонам. Дом сиял чисто вымытыми окнами, желтели посыпанные песком дорожки, в парке же не осталось ни одного сухого дерева, кусты были аккуратно подстрижены, а подходы к беседке избавлены от бурьяна.

Вид у усадьбы был ухоженный. Чувствовалась не по-женски твердая рука хозяйки имения. И это, похоже, не понравилось барону. Он что-то недовольно пробурчал Фридриху, и тот бросился к карете за небольшим портпледом, который с поклоном вручил хозяину.

Все это время графиня молча наблюдала за ними с галереи. Но барон вознамерился подняться в дом. Его не смутило, что у входных дверей его ждали два крепких лакея и швейцар. Он даже не подал виду, что сомневается в их гостеприимстве.

— Кажется, вас не смущает, барон, что вам не слишком рады в этом доме, — гневно произнесла сверху графиня, — вы, как тать, врываетесь в ворота, теперь готовы без приглашения и объявления цели визита войти в мой дом. Поверьте, этому не бывать!