Антихрист

Тем временем Павел испытывал на себе в темнице волокиту администрации, наполовину расстроенной сумасбродствами деспота и окружавших его придворных. С ним находились Тимофей, Лука, Аристарх и, по некоторым преданиям, Тит. Тихик снова присоединился к нему. Кроме того, при нем были и служили ему помощниками некий Иисус, по прозвищу Юст, который был обрезан, Деметрий, или Димас, необрезанный прозелит, родом, как кажется, из Фессалоники, и сомнительная личность по имени Кресцент. Марк, который, по нашей гипотезе, прибыл в Рим вместе с Петром, по-видимому, примирился со своим сотоварищем по первой своей апостольской деятельности, насильственно с ним разлученным; вероятно, он был посредником между Петром и апостолом язычников. Во всяком случае, около этого времени Павел был очень недоволен христианами обрезания; он находил, что они к нему недостаточно доброжелательны, и заявлял, что не находит между ними для себя хороших сотрудников.

В рассматриваемую эпоху в идеях Павла произошли важные изменения, вызванные, быть может, новыми отношениями, которые у него завязались в столице империи, центре и фокусе всех идей, и, благодаря этому, послания, написанные им в этот промежуток времени, чувствительно отличаются от написанных им в его вторую и третью миссии. Внутренняя эволюция христианской доктрины совершалась быстро. За несколько месяцев этих плодотворных лет богословие подвигалось быстрее, нежели впоследствии за сотни лет. Новый догмат искал своего равновесия и отовсюду черпал себе добавления, всюду искал точек опоры, чтобы укрепить свои слабые пункты. Это состояние можно бы сравнить с деятельностью животного в генетическом моменте, когда оно создает себе члены тела, видоизменяет органы, отсекает придатки, чтобы достигнуть гармоничной жизни, т. е. такого состояния, когда в живом существе все части соответствуют друг другу, друг друга поддерживают и друг с другом связаны.

До сих пор пламя всепожирающей деятельности не давало Павлу досуга считать время или замечать, что Иисус сильно запаздывает со своим пришествием; но эти долгие месяцы тюремного заключения заставили Павла оглянуться на самого себя. Сверх того, начала для него приближаться и старость; некоторого рода печальная зрелость мысли сменила пыл его страсти. Рефлексия брала свое и побуждала его пополнять свои идеи, слагать их в теорию. Из практика, каким он был, он превращался в мистика, богослова, созерцателя. Пылкость слепой и абсолютно неспособной отступать назад убежденности не мешала ему иной раз удивляться тому, что небеса медлят открыться, что последняя труба не раздается. Это не колебало веры Павла, но ей приходилось искать для себя других точек опоры. Его представление о Христе изменялось. Отныне мечтой его сделался не столько уже Сын Человеческий, который появляется на облаках и производит всеобщее воскресение, сколько установление божественности Христа, воплощение его божественности, Христос, действующий в ней и ею. Воскресение для него уже не в будущем; оно как будто уже совершилось. Стоит раз перемениться, к перемены пойдут постоянно; можно быть в одно и то же время самым страстным и самым изменчивым человеком. Верно лишь одно, что великие образы конечного апокалипсиса и воскресения, некогда столь свойственные Павлу, выливающиеся чуть ли не из каждой строки его посланий во время второй и третьей миссий и даже в послании к Филиппийцам, занимают лишь второстепенное место в его последних посланиях, написанных в заключении. Они здесь заменяются теорией Христа, познаваемого как божественная личность, теорией, довольно аналогичной с теорией Слова (Logos), которая впоследствии была окончательно оформлена в произведениях, приписываемых Иоанну.