Антикоперник

Он намекал на широко распространенное среди летунов суеверие: на каждый полет в космосе Судьба выделяла одну доля неудачи. Неудача могла настигнуть тебя раньше или позже, могла оказаться тривиальной или катастрофической, но деться от нее было некуда. Соответственно, небольшой прокол в самом начале считался удачей. Анге и кивнула и вернулась к работе. Она сомневалась, что ошибку разметки можно было считать неудачей, хотя и не возражала бы, если бы это оказалось правдой. В самом деле, у нее были весьма странные взаимоотношения с суевериями. Как рациональная и самодостаточная личность, она понимала, что все это чепуха. Тем не менее она следовала традиции буквально, и причиной тому была не только культурная инерция многих поколений пилотов. Иногда ей казалось, что такие как она – одиночки и отшельники – более склонны к суеверности, чем все прочие. Социализированные личности могут использовать толпу как буфер между собой и ледяным, безжалостным безразличием Вселенной – у них есть друзья, родственники, возлюбленные и знакомые. Саранча в самой середке уютно сложенного летающего одеяла. Одиночке же приходится полагаться на себя в выработке оборонительной ментальной стратегии.

В любом случае, не сомневаясь в том, что это всего лишь простая предвзятость, Анге замечала, что любой ее полет структурировался вокруг одного главного неудачного момента, мелкого или не очень.

Правильный лед, наконец, загрузили, и все было готово к полету. И вот, последний раз обогнув Землю, они сошли с ее орбиты и легли на курс к Марсу. После перехода в инерционный полет все их время вдруг стало свободным временем. Морис удалился в каюту медитировать. Анге не хотелось углубляться в подробности его религиозных воззрений, но его благочестие было очевидным. Острайкер, напротив, выказывала удручающие признаки дружелюбия, крутилась рядом с Анге, пока та выполняла рутинные процедуры, и беспрерывно болтала.

– Последние переговоры с лебедянами намекают, что они, может и не с Лебедя вовсе. Поэтому нам больше не стоит звать их так.

– Да ну, – холодно отозвалась Анге.

– Но они не говорят, откуда они на самом деле! Почему они такие скрытные, как ты думаешь?

– Понятия не имею.

– Они что-то замышляют. Точно замышляют! Я слышала, что вдобавок к «Лейбницу» отправили корабль-невидимку, тяжело вооруженный. Чтобы всю дорогу их прикрывать. А ты как думаешь, можем мы им верить? Чужим?

– Я не знаю, – сказала Анге так, чтобы сразу стало совершенно ясно, что ей наплевать.

– Мы совершенно обычные, – полагала Острайкер. – Тот факт, что они здесь, говорит за то, что космос просто кипит жизнью. Кипит! Иначе бы они не наткнулись на нас, запрятанных в глухом углу спирального рукава. Инопланетная жизнь, должно быть, бурлит по всей галактике. То, что мы до сих пор ни с кем не встретились, весь этот так называемый парадокс Ферми – это просто невезение. Или везение!

– Ммм, – сказала Анге.

Острайкер рассмеялась.

– Но с чего они такие застенчивые? Прятаться в облаке Оорта! Я не понимаю! Кто знает? Если они пролетели все расстояние от Лебедя или от какой-то звезды в сотнях световых лет с той стороны за Лебедем, или откуда уж они там прилетели... зачем останавливаться? «Лейбницу» потребуется год, чтобы добраться до них! Это просто невежливо. Или глупо. – Острайкер широко распахнула глаза. – Может быть, в этом-то и дело? Может быть, они просто глупые! Может, мы думаем, что они очень умные, а на самом деле они просто недоразвитые для своего вида!

– «Лейбниц» уже на полпути туда, – заметила Анге. – Осталось всего шесть месяцев.

– Я знаю. Потрясающе, правда? Да, да, да. Думаю, мы получим какие-то ответы, когда «Лейбниц» до них доберется. Эй, Анге! Я тут включалась, смотрела, нет ли чего новенького, и наткнулась на список кандидатов в команду "Лейбница" – и там была ты! Вау. Вау!

– Да, – согласилась Анге устало. – Но первоначальный список включал несколько сотен имен.

– И все равно! Я не знала, что я лечу с настоящей знаменитостью.

Смех Острайкер звучал ужасно, мучительно кромсая воздух. Больше всего Анге ненавидела ее смех.

О, до чего же удручающей была перспектива провести два месяца в замкнутом пространстве с этой женщиной. Анге удалилась к себе, как только смогла. Она уже жалела, что не потрудилась прикинуться адептом какой-нибудь религии, как Морис, но было поздно. И ей не хватало духу упереться и вступить в открытую схватку с Острайкер. Одна громкая свара, за которой последуют недели угрюмого молчания. Анге даже прикидывала в уме, с чего начать, но так и не набралась куража. И это невзирая на многочисленные провокации со стороны коллеги.

– Вот эти люди, которые агитируют за радикальное уменьшение населения, – сказала Острайкер, когда они пили кофе втроем (вахта Мориса заканчивалась, вахта Острайкер – начиналась). – Они дураки!

– Почему же? – спросила Анге.

– Ну конечно они идиоты! Надо, чтобы было больше людей, а не меньше!

Морис скорбно посмотрел на Анге, но ничего не сказал.