Думается, что этот персонаж не есть ушедший тип 1990‐х годов: вряд ли все те, кто ныне пишет автографы великих, сам же и разносит плоды своей неопытной музы по аукционам Москвы и даже мира. Вероятно, есть и «слепые старушки», особенно когда нужно открыть новую область. Скажем, решил некто начать реализацию своих автографов Владимира Набокова, и вот ради этого находится человек, ранее непричастный к антикварной книге, «дальний родственник жены писателя», который и начинает свой небесный круговорот в роли «слепой старушки». А когда тот же фальсификатор решил, что время ему побыть Григорием Распутиным, то для устройства этого сегмента всемирного рукописного «наследия» должна быть найдена другая «слепая старушка».
Сообщество
Отечественное сообщество коллекционеров – понятие эфемерное. Да и трудно в свободной стране загнать различных по своим качествам людей в одну бочку, куда они залезать совсем даже и не хотят… То же можно сказать и об антиквариях, которым и без того есть чем занять свой досуг. Клубов коллекционеров у нас нет, потому что обязательно на одного коллекционера там двадцать книголюбов и сочувствующих. Ну а если и засосет собирателя в такое community, что его там ждет? Самое малое – головная боль от жужжания о всеобщем величии российского библиофильства и его генералов, которых попавший туда как кур в ощип мужик прокармливать должен.
В советские же годы библиофильское организованное движение существовало только по той причине, что коллекционеры стремились иметь хотя бы зыбкий статус «члена секции библиофилов», дабы защитить свое собрание от советской власти. В 1920‐х годах главные организации – такие, как РОДК, ЛОБ и ЛОЭ – были организованы не столько библиофилами, сколько историками книги и историками искусства, или же на худший случай букинистами, но практически все участники этих обществ были книжными собирателями. То есть основание было не любительское, а профессиональное, притом научное. Когда же в 1930‐х годах это все было раздавлено сталинской машиной, то научное библиофильство понесло серьезный урон; сохранялись еще секции при домах ученых – уже не столько для изучения книги и даже не для обмена, сколько для социализации и общения. С того времени подавляющая часть крупных коллекционеров избегает библиофильских обществ. А учрежденное в 1974 году Всесоюзное добровольное общество любителей книги (ВОК) доказало, что книголюбом может/должен быть каждый. Такая массовость затем отразилась и на «библиофилах» – в их числе ныне тоже может быть каждый.
По счастливому стечению обстоятельств судьба нас хранила от того, чтобы вступить в такое добровольное объединение. Но мы были в 1993 году невероятно близки к этому шагу, готовя выставку коллекции переплетов П. С. Романова; дело ли, что никакой коллекции тогда у нас самих, считай, не было, кроме разве что семейной библиотеки, хотя бы и немалой. Но Петр Степанович скончался, выставкой дело и ограничилось.
За ним вослед принуждением нас вступить в библиофильскую ячейку занялся А. П. Толстяков. Но даже многолетняя дружба с Артуром Павловичем, энтузиастом библиофильского движения, хорошим ученым-филологом и великим альтруистом, не привела к результату. Тому немало поспособствовал мой главный книжный учитель Карл Карлович Драффен, который был абсолютно лишен иллюзий относительно этих объединений и которому я благодарен за его трезвый взгляд на вещи, хотя бы он и был почитателем напитка янтарного цвета.
В своей некрологической статье об А. П. я уже вспоминал и те разговоры за коньяком, которые происходили с участием К. К., А. П. и автора этих строк в антикварной лавке у Никитских ворот. «В чем же тогда смысл таких кружков, – вопрошали мы А. П., который был деятельным их участником. – В том, что в каждом библиофильском сообществе в наличии один или несколько идеологических лидеров, которые упиваются подобострастием остальных членов и всячески укрепляют собственное величие?» В ответ он всегда отшучивался – А. П. любил отделаться шуткой, когда не хотел серьезного разговора. Но осадок непроговоренности оставался. И была причина: А. П., ощущая бесплодность новой генерации библиофильских кружков и их, как выражался Карл Карлович, «фюреров», все же любил эти встречи за то, что там он был всегда на высоте; посредством этой социализации А. П., в сущности, получал то заслуженное уважение, которое не получил от государства за долгие годы трудов. В конце концов именно библиофильские организации были заинтересованы в А. П. – он сильно украшал их ряды.