- Довелось раз прикончить одного скота, - задушевно начал он, стараясь не обращать внимания на боль в груди при каждом вдохе. - Тот тоже связанных любил. И мальчиков, и девочек. Слушай, а ты, часом, не из таких же, а?
На говорливого недоумка воззрились уже все разбойники. Причём с искренним удивлением и интересом: всё же не каждый день удаётся увидеть кретина, настырно выпрашивающего звездюли. Даже рыжебородый гад озадаченно почесал затылок, прежде чем выдать Стрижу заслуженную оплеуху.
- Не хватит? - холодно поинтересовался главарь у ворочающегося на палой листве Лёхи.
- Я… стоп-слово… забыл, - отозвался тот, ломтями откусывая воздух.
- Может, он того - убогий? - предположил один из арбалетчиков. - На голову скорбный. У нас в деревне был один такой - тоже трепал ерунду без умолку. Бей, не бей - без толку. В колодце утоп, бедолага, по пьянке.
Лёха встал на четвереньки и тряс головой, словно баран после сшибки с соперником.
- Этот тоже договорится - утоплю к чертям свинячим, - пинком сшибив его обратно на землю, заявил главарь.
- А вот хрен тебе за щёку, - Лёха перевернулся на спину и уставился в небо. - Говно не тонет…
Разбойники захрюкали, сдерживая смех. Видно было, что хохотать в полный голос им не позволяет только побагровевшая рожа главаря. Лёха догадывался, что “работника ножа и топора” от расправы над болтливым удолбанцем удерживают лишь полученные инструкции. Ну, или жажда наживы - за жмура денег не получишь.
- Не нужно его бить, пожалуйста, - раздался умоляющий голос Мии. - Если хотите - я его свяжу, кляп вставлю, но не убивайте.
- Вяжи, - охотно согласился главарь и тут же получил от Лёхи:
- То есть такой же - любишь связанных мальчиков и девочек.
- И кляп ему вставь, пока я язык не отрезал! - злобно рявкнул разбойник под фырканье и хрюканье подельников.
Подозрительно покорная Миа подчёркнуто медленно, не делая резких движений, подошла к Лёхе. В руке она держала тряпицу, очевидно призванную стать кляпом. В ней что-то знакомо блеснуло.
- Вставай, - сказала эльфийка, хватая Стрижа за шею.
Не успел тот удивиться столь дурацкому способу помощи, как почувствовал прикосновение металла к коже на затылке. Похоже, Лаура всё же успела доделать артефакт.
Голова взорвалась от недовольного воя демона. Ледяное прикосновение золота причиняло боль, усиливающуюся с каждым мигом. Время словно замедлилось, а мысли, наоборот, пустились галопом. Стриж понял, что не сможет вытерпеть боль молча, как и тогда, с демоном. И глядя на орущего пленника враг заподозрит неладное. Значит, надо как-то его отвлечь…
Вывернувшись из рук эльфийки, Лёха во всю глотку крикнул:
- Слышь, борода, пока есть время, хочу спросить: тебя мамка с обезьяной зачинала, или медведем?
За приближающейся ногой здоровяка Стриж наблюдал с торжеством. Пинок позволил ему заорать от боли, что разрывала тело. Но блаженное забытье всё не наступало.
Бородач пинал умело, демонстрируя недюжинный опыт и знание человеческой анатомии, но Лёхе удары казались чем-то незначительным на фоне той пытки, что творил с ним артефакт. Несмотря на боль, разум Стрижа оставалось достаточно ясным, чтобы осознавать происходящее вокруг. Вот вожак нахмурил брови, почуяв что-то неладное, и остановил занесённую для очередного удара ногу.
Умный, гад. Да и дурак наверх не выбьется. Вожаку положено быть умным, обладать поистине звериными инстинктами, чтобы вовремя почуять опасность. Вот как сейчас - сволочь явно понял, что не может избиваемый так орать - до разрыва голосовых связок.
Адская боль внезапно ушла, уступив место слабости. На лице Лауры появилось злое торжество, а в следующее мгновение вокруг полыхнуло пламя. По ушам ударил дикий, нечеловеческий вой сгорающих людей и живые факелы заметались меж деревьев. Вонь горящих волос, ткани и мяса - знакомая и ненавистная Стрижу, - заставила его свернуться в рвотном спазме. Рефлекс не Лёхи, а его нового тела, прежде ничего подобного не обонявшего.
“Получилось” - подумал Стриж, прежде чем вырубиться.
Глава 5
Для разнообразия, на этот раз Лёху никто не пинал и не бил, приводя в чувство. Хотя, его уже отмутузили так, что на этом фоне пара новых ударов стала бы каплей в море.
Болело всё, особенно голова. Уже знакомый инфернальный звук теперь звучал почти постоянно, но словно тише. Он уже не оглушал, сводя с ума, а превратился в постоянный фон, порождающий пульсирующие вспышки боли.
- Когда ж я уже сдохну... - едва слышно просипел Стриж, не торопясь открывать глаза.
Меньше всего он хотел видеть обгоревшие трупы. Самая лютая смерть, с точки зрения Лёхи - сгореть заживо. Он навсегда запомнил, как впервые увидел горящего человека - в ЦАР, на базаре в Банге. Торговцы поймали подростка, укравшего с лотка кусок копчёного мяса. На несчастного надели пару старых покрышек, облили бензином и подожгли. Когда Стриж с товарищем, услышав дикие крики казнимого, прибежали к месту самосуда, было уже поздно.
С тех пор Лёха не раз сталкивался с подобным, но именно тот, первый случай, запомнился ему больше всего.