АНТИП-СТРЕЛОК и ЧУДО-ЮДО

Царь аж с трона привстал. Довольный, потирая руки и произнеся: ”Так-так”, – он спустился к рыцарю, взял его под локоть.

– Твоя принцесса, а моя племянница, в баньке. Парится с дороги, – добродушно объяснил он рыцарю. – А давай-ка я тебя представлю пока дочери. Страсть как ко всему иностранному горяча.

Раскрылись створки дверей, как будто к слову царя Гаврилы впустили царевну Марфу в сопровождении мамки. Рыцарь Альберехт лишь только глянул на царевну, и словно язык проглотил. Затем с обеими ладонями у сердца, вроде безумного, прыгнул ей в ноги, с колен пожирая взором. Куда и грусть подевалась.

– О-о, несравненная красавица, – проговорил он, снова обретая дар речи. После чего с жаром выпалил: – Отныне только ты принцесса моего сердца!

В дверях разинули рты, застыли часовые стрельцы, а мамка, быстро сообразив о причинах и следствиях, вполголоса сделала здравое замечание:

– Оба ж длинноносые. Может в этом ему вся красота.

Царевна Марфа зарделась, щёки у неё зарумянились, она смущённо потупила взор, искоса с явной благосклонностью разглядывала рыцаря Альберехта. Удивлённый и умилённый царь Гаврила хлопнул в ладоши и вымолвил, разом решил дело:

– Благословляю вас, дети мои!

После чего быстренько оставил молодых с их особенными разговорами, и правду сказать, не всем понятными и интересными. Он поспешил в дворцовый сад, где возле бани для принцессы был уже накрыт для чаепития большой стол, благоразумно посчитав полезным до времени ничего не говорить ей о появлении рыцаря.

Солнечная тень от усеянной зреющими плодами яблони падала на дубовый резной стол, украшенный серебряным самоваром и фарфоровыми чашками, всякими фруктами и сладостями, пряниками и печеньем, вареньями на любой вкус. Принцесса раскраснелась после бани томной красавицей, была в лёгком голубом платье, сидела в кресле напротив царя Гаврилы и, утончённо отстранив мизинец, глоточками запивала то, что птичкой откусывала от медового пряника. Царь Гаврила такого отношения к еде не одобрял, однако помалкивал, налегал сам на варенья и орехи в меду. Над столом порхала бабочка, и принцесса томно отгоняла её, не позволяла сесть к сладкому. Она в очередной раз отмахнулась от бабочки, сыто вздохнула и сообщила, как бы между прочим:

– К вечеру мне надо ехать дальше.

У царя Гаврилы от изумления у открытого рта застыла ложка с клубничным вареньем. Бабочка опустилась на ложку, затем вспорхнула, перелетела ему на голову. А принцесса перечисляла, загибая для помощи словам пальчики:

– Ещё предстоит заехать к подруге, царице Грузийской. Потом посетить кузина, принца Швейского. Потом двоюродного дядю, короля Полийского. Потом противную кузину, принцессу Саксойскую. И ещё, и ещё, и ещё дядюшек, тётушек... Затем надо сделать визит политеса к султану Дарданейскому...

В голове у царя Гаврилы все эти перечисляемые имена и лица закружились хороводом, словно некое многорукое и многоголовое страшилище. И когда она смолкла, он с облегчением закивал головой:

– Раз так, конечно, конечно.

К тому же он вспомнил, что ни к чему ей лишний раз встречаться с рыцарем, и не стал отговаривать.

– Проси, чего захочешь, – искренне выказал он намерение исполнить любую просьбу племянницы. – Всё для тебя исполню!

Принцесса подумала, прикинула и горько вздохнула, де, всё у неё есть, кроме самого необходимого.

– Вот только рыцаря у меня теперь нет, – пожаловалась она.

В тронной палате двое дюжих стрельцов вытянулись, истуканами застыли позади Антипа.

– В рыцари? Да ни за что! – возражал царю, упрямился Антип. – Это ж стать… хуже бездомной собаки!

Царь упёр кулаки в бока и гневно топнул.

– Обещание давал? Так вот тебе приказ! С сего же часа приказываю быть рыцарем!

Хотел Антип ответить, да лишь рукой махнул, дескать, делать нечего, обещание и вправду давал.

Часа не прошло, как нарядили его под рыцаря, отыскали среди старья и прицепили к поясу длинную шпагу. После чего вывели во двор, где слуги и поварята закончили нагружать карету в дорогу. Принцесса опёрлась о руку дворецкого, ступила на подножку и глянула на Антипа, который всем своим видом выказывал недовольство, с нарочитой неловкостью приноравливался взобраться на лошадь рыцаря Альберехта.

– Мне нужен влюблённый рыцарь, – заметила она капризно.

Дворецкий пальцем строго погрозил кое-как устраивающемуся в седле Антипу.

– Смотри ж! Покажи ей влюблённые политесы!

Не успела карета тронуться, как из верхнего окна дворца выглянули счастливыми голубками царевна Марфа и рыцарь Альберехт.

– Кузина, – прокричала царевна. – Я тебя не успела познакомить. Это мой жених!

Принцесса Люсиана ещё не закрыла дверцу и опешила от удивления и возмущения. Вдруг не выдержала наплыва чувств и заплакала в батистовый платочек.

– Коварный! Клялся в вечной любви...

Затем она вспыхнула от приступа гнева, высунулась из кареты, потрясла рукой с платочком в сторону неверного Альберехта.

– Никому б не сказала, как ты бросил меня разбойникам! Теперь вся Европа узнает!  Меня спас мой новый  рыцарь, и он лучше тебя! Попомнишь меня ещё!