Антиревизионизм

Иногда «войны за историю» ведутся между существующими державами — государственные мифы у каждой страны свои, и мифологическая трактовка одного и того же события в разных странах может различаться.

Такое «столкновение государственных мифов» хорошо видно на Дальнем Востоке, где в настоящее время разворачиваются три кампании подобного рода. Первая связана с попытками Японии, чья историографическая традиция тоже в значительной мере проникнута идеями национализма и кардинальным образом отличается от корейской или китайской трактовки тех или иных событий «их совместной истории», восстановить исторический престиж. Дело здесь в следующем.

По сравнению с Германией Япония в свое время подверглась более жесткому процессу «денацификации». В него входили и разработанная в американском штабе конституция страны, согласно которой Япония не имела права иметь армию и вести войну, и существовавшие до середины 1950-х запреты на боевые искусства и целый ряд других аспектов культуры (включая даже традиционные театры), которые могли послужить возрождению самурайского духа. Немалую роль во всем этом играла и тема военных преступлений и репрессий в отношении гражданского населения, ибо на данном поприще японская армия и японские власти действительно отличились. Достаточно вспомнить хотя бы «нанкинскую резню» или деятельность Отряда 731.

Однако сегодня, в условиях когда страны, проигравшие Вторую мировую войну, давно поднялись с колен и начинают потихоньку вести разговоры об определенном пересмотре модели послевоенного миропорядка, в котором державы-победительницы обеспечили себе ключевые позиции (пример: дискуссия о включении Германии и Японии в состав Совета Безопасности ООН), Япония пытается выстроить новую трактовку своей истории, в которой ее действия во время Второй мировой войны не выглядят как проявления абсолютного зла. Делается это в основном посредством замалчивания наиболее чудовищных фактов и напоминанием о том, что колониальный период включал в себя не только эксплуатацию угнетенных регионов, но и их развитие.

Вспомним скандалы весны-лета 2001 или весны 2005 года, когда японское министерство образования одобрило несколько новых учебников истории для старших классов, где японская аннексия Корейского полуострова в 1910 г. была названа «легитимной». Наталкивался я и на утверждения, что «Нанкинская резня» тоже имела меньший размах, и большинство шокирующих фото были пропагандистской подделкой, но этот вопрос нуждается в дополнительном раскрытии.

Такие изменения в государственном мифе, наиболее явно проявляющиеся в периодическом издании школьных учебников с новой трактовкой Второй мировой, естественно, встречают бурные протесты со стороны Китая и Кореи, где японское иго со всеми его прелестями как период великих испытаний является важной частью их государственных мифов. Так, например, сказать что-либо о позитивном влиянии Японии на Корею во время колониального господства для корейского историка равносильно научному самоубийству. Например, южнокорейский политолог Хан Сын Чжо был уволен практически со всех занимаемых им постов и подвергнут общественному остракизму за высказывание о том, что если бы Япония не захватила Корею, это сделала бы Россия, и тогда «мы все жили бы, как в КНДР». В этом пассаже усмотрели позитивное отношение к японской аннексии. Несмотря на то, что профессор Хан входил в первую пятерку южнокорейских политологов, общество ему такое не простило.

Вторая «война за историю» идет между Китаем и Кореей и касается принадлежности государства Когурё, которое располагалосбь как на территории Кореи, так и в Китае (в частности, захватывая весь Ляодун). Ее стоит рассмотреть как следствие противоречия двух политик. С одной стороны, провозглашенное еще Ким Ён Самом восприятие глобализации как процесса воссоединения Кореи с ее диаспорой и связанная с этим политика, направленная на пробуждение в корейской диаспоре национального самосознания — «Неважно, в какой стране ты живешь. Главное – ты кореец». С другой — помня опыт развала российских национальных окраин (не забудем развитие национального самосознания у китайских мусульман и тех планов, которые лелеют в их отношении радикальные международные исламисты), Пекин стремится проводить политику интернационализма и воспитания патриотизма, как лояльности по отношению к стране проживания: «Неважно, кто ты по национальности. Главное – ты гражданин КНР». В рамках этой практики история государств, располагавшихся на современной территории КНР, конечно, изучается как история Китая, однако его попытки представить историю этого региона как только китайскую противоречат исторической правде.