Антироссийские исторические мифы

Один из главных аргументов неоязыческой критики христианства – указание на «иудофильскую природу» последнего. Для обоснования еврейской подоплеки христианского учения используются даже ссылки на К. Маркса, писавшего: «Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство»[41]. Но Маркс имел в виду дух стяжательства, а вовсе не теологический аспект.

Первоначально тезис об иудео-христианском заговоре был использован в германской историографии ариософского направления, заявлявшей об особой исторической миссии ариев как сверхрасы. Утверждалось, что христианство сохраняет в своем идейном арсенале специфические иудейские черты. Один из руководителей возникшей еще в позднесоветский период националистической организации «Память» и основоположников неоязыческого движения в России В. Н. Емельянов характеризовал христианское учение в качестве «предбанника иудаизма». С. Я. Лесной писал о «жидофильской» природе православия. Другой представитель правонационалистического направления А. М. Иванов оценивал христианство как самую страшную духовную эпидемию, которая когда-либо поражала человечество.

Через призму языческо-русского и иудейско-хазарского противостояния осуществляется попытка объяснения операции крещения Руси Владимиром. Потерпев поражение в военном соперничестве, кульминацией которого были походы Святослава, иудеи экспортировали в стан противников разлагающий вирус христианства. Склонность Владимира к данной религии С. Лесной объясняет еврейско-хазарским происхождением князя. Его мать, ключница, объявлялась дочерью некого раввина из г. Любеча. Слово «робичич» Лесной интерпретирует не как «сын рабыни», а как потомок раввина – «равинич». Славянское имя дяди князя Добрыни трансформируется автором в еврейское Дабран («хороший оратор», «краснобай», «говорун»). В свою очередь имя ключницы Малки истолковывается на основе отсылки к ивриту как «царица». Этой концепции, однако, противоречат факты борьбы христиан с иудеями, погромы последних, войны Хазарии с Византией, депортации евреев, периодически проводившиеся в различных христианских средневековых странах (в том числе и на Руси при Владимире Мономахе).

Нестор был объявлен фальсификатором русской истории. Еще один сторонник русского неоязычества Ю. М. Иванов писал: «Христианские церкви под руководством иудеев хладнокровно и последовательно уничтожали историю и предавали ее забвению. Летописец-иудофил Нестор взял на себя миссию генерального цензора всего того, что до него было сделано, положив таким образом начало тому гнусному сионскому месиву, которое потом назовется историей древней Руси. Читая ее, проникаешься ощущением, что на протяжении многих веков эта перелопаченная история программируется и преподносится исключительно на предмет тех или иных прав иудеев на огромные территории, никогда им не принадлежащие. Так родился кастрат русской истории»[42]. Образу фальсификатора Нестора противопоставлялась фигура языческого сказителя Бояна.

Последствия удара, нанесенного Руси христианизацией, обнаруживаются неоязычниками в уничтожении не только культурной, но и социально-политической национальной традиции. Все ипостаси триады древнеславянского бытия – язычество, волхвы, вече – подверглись искоренению. Традиционный довод, что христианская церковь содействовала укреплению древнерусского государства, расходится с подлинной (в неоязыческом изложении) хронологией событий. Единая языческая Русь расширяла свои владения, кульминацией ее успехов стали походы Олега и Святослава. Сразу же после принятия христианства вместо центростремительных возобладали центробежные силы, приведшие к раздробленности, притеснению со стороны соседей. В конечном итоге Русь утратила национальный суверенитет и целостность. Перун – бог дружины – в большей степени соответствовал доктрине патриотического, прежде всего военного служения, чем Христос – бог любви.

В отличие от несторовой версии неоязычники преувеличивают масштабы культурного развития дохристианской Руси и языческого сопротивления крещению. Подчеркивается, что новгородцев и ростовцев удалось христианизовать только в XII в., а в ряде периферийных уголков Руси языческая вера сохранялась до середины XVI в. По версии видного популяризатора древнеславянской мифологии А. И. Асова, действие языческих организаций как самостоятельной религиозно-политической силы обнаруживалось даже в эпоху Смуты и восстания Степана Разина[43].